Вот уже несколько дней мне на глаза не попадался метис – во всяком случае, мы с ним уже давно не обменивались репликами. Видимо, матросы сторонились его, как прокаженного, стоило ему показаться поблизости. Если он пристраивался у левого борта, экипаж дружно перекочевывал на правый. Один боцман отваживался заговаривать с ним, однако его вопросы неизменно оставались без ответа.

Должен сказать, что Дирка Петерса такое положение совершенно не тревожило. Видимо, он был настолько занят своими невеселыми мыслями, что просто ничего не замечал вокруг. Но повторяю: услышь он команду Джэма Уэста: «Курс на север!» – и я не знаю, что бы он натворил!.. Что касается его стараний не сталкиваться со мной, то я объяснял эту сдержанность его нежеланием бросать на меня тень.

Однако 17-го числа пополудни метис изъявил готовность переговорить со мной. Мне и в голову не могло прийти, что я узнаю в результате этого разговора!..

Было примерно 2.30 дня. Притомившись и испытывая легкое недомогание, я возвратился в свою каюту, где приоткрыл боковой иллюминатор, оставив закрытым задний. Внезапно в дверь, ведущую на рубку, кто-то постучал.

– Кто там? – откликнулся я.

– Дирк Петерс.

– Вам надо со мной поговорить?

– Да.

– Я сейчас выйду…

– Прошу вас… Уж лучше я… Можно мне войти к вам в каюту?

– Входите.

Войдя, метис плотно затворил за собой дверь. Не вставая с койки, я жестом предложил ему присесть в кресло. Однако Дирк Петерс остался стоять. Видя, что он не решается заговорить, видимо, испытывая по своему обыкновению смущение, я решил подбодрить его:

– Что вам от меня нужно, Дирк Петерс?

– Хочу сказать вам одну вещь… Поймите меня, сэр… Мне кажется, что вам нужно об этом знать… Вы будете единственным из всего экипажа, кто узнает об этом… Нельзя, чтобы кто-нибудь заподозрил…

– Если это так серьезно и вам не хочется, чтобы я проговорился, то зачем вообще посвящать меня, Дирк Петерс?

– Нужно! Нужно! Это невозможно утаивать дальше… Это давит на меня, как… как скала… Вот здесь…

При этих словах Дирк Петерс со всей силы стукнул себя кулаком в грудь.

– Я всегда боюсь, как бы не проболтаться во сне, – продолжал он, – боюсь, что меня услышат… потому что мне это все время снится, и во сне…

– Что вам снится? – спросил я.

– Он… он… Поэтому я и сплю по углам… подальше от других… от страха, как бы другие не узнали его настоящее имя…