Примерно к восьми часам вечера влажный туман стал настолько плотным, что при движении чувствовалось его сопротивление. Казалось, сам состав воздуха изменяется, и он вот-вот перейдет в жидкое состояние. Помимо своей воли я стал вспоминать о странностях острова Тсалал, о необыкновенной воде, частицы которой подчинялись неведомым законам…

Приходилось гадать, не повлиял ли туман каким-либо образом на магнитную стрелку. Впрочем, я слыхал, что метеорологи изучали подобные явления и пришли к заключению, что магнитная стрелка не подвержена влиянию туманов.

Добавлю к этому, что после прохождения Южного полюса мы утратили доверие к показаниям компаса, ибо на него наверняка воздействовало приближение магнитного полюса. Итак, у нас не было под рукой ничего, что позволило бы определить направление нашего движения.

К девяти вечера спустилась кромешная мгла, хотя солнце и не думало уходить за горизонт. Капитан Лен Гай, желая удостовериться, что все люди находятся в лагере и соблюдают острожность, устроил перекличку. Матросы откликались на свое имя и занимали свои места в палатках, где коптили лампы, не дававшие, впрочем, почти никакого света.

Наступил черед выкликать имя метиса. Боцман звонко повторил его несколько раз, однако метис – единственный из экипажа – все не откликался. Харлигерли подождал несколько минут. Дирк Петерс не появлялся. Он вполне мог оставаться рядом со шлюпкой, хотя от этого не было никакого проку, ибо никто не отважился бы украсть лодку в таком тумане.

– Кто-нибудь видел Дирка Петерса сегодня днем? – спросил капитан Лен Гай.

– Никто, – отвечал боцман.

– Даже во время обеда?

– Даже тогда, капитан. А ведь у него уже кончилась провизия.

– Неужели с ним приключилось какое-то несчастье?

– Не беспокойтесь! – успокоил его боцман. – Дирк Петерс чувствует себя здесь, как дома, и туманы смущают его, должно быть, ничуть не больше, чем полярного медведя! Однажды он уже вышел сухим из воды, выйдет и на сей раз!

Я не стал перебивать Харлигерли, хотя отлично знал, почему метис предпочитает одиночество. Впрочем, раз он упорствовал и не отвечал на зов, хотя боцман кричал весьма зычно, и до его ушей должно было донестись его имя, – то нам предстояло пребывать в неизвестности относительно его участи, ибо отправляться на его поиски не было никакого смысла.

Уверен, что в ту ночь ни один человек, даже Эндикотт, не сомкнул глаз. Мы задыхались в палатках, испытывая нехватку кислорода. Кроме того, каждый из нас находился во власти неотвязного предчувствия, будто положение наше вот-вот изменится – к лучшему или к худшему, хотя большинство склонялось, естественно, ко второму.