Каслтон, захлебываясь от радостного возбуждения, сообщил мне, что ужасная эпидемия желтой лихорадки, вспыхнувшая на юге, распространяется на север и что, если я отложу отъезд в Англию на семь-десять дней, я ее увижу. Известие не особо встревожило меня. Затем я принялся в общих чертах рассказывать Каслтону о дальнейшей судьбе Апилуса, о бракосочетании Лиламы и Пима и о свадебном путешествии по островам. Когда я закончил, он сказал:

– Молодой человек, вы скоро возвращаетесь в Англию, в великолепную страну, задворки которой солнце освещает ярче, чем парадную часть. По возвращении на родину расскажите своим соотечественникам об открытиях, которые вы сделали здесь. Поведайте о чудесах Хили-ли – но будьте осторожны. Бейнбридж – романтический юноша, и он может невольно ввести вас в заблуждение в некоторых важных пунктах. Расскажите своим благородным соотечественникам о центральном кратере – его Петерс видел, вне всяких сомнений. В то, что хилилиты ведут происхождение от благородного римского рода, я тоже верю. Но не повторяйте дурацкие рассуждения о любви, которые он вставил в повествование Петерса. Мудрые, практические и могущественные обитатели Храма Разума – и имею в виду Лондон – всё прекрасно знают на сей счет. О да, женщины верны! – очень верны! Они дороже богатства – ха! – дороже империй – ну прямо! В подобный вздор можно верить в двадцать пять лет, но в сорок у мужчины уже есть какая-никакая голова на плечах. Женское «постоянство», вот что меня бесит! Знаете, сэр, однажды я любил трех женщин одновременно, и ни одна из трех не была мне верна – однако, Бейнбридж, разглагольствует о женском постоянстве, преданности и прочей несусветной чепухе – чепухе, которая заменяет молодым людям детские сказки, совсем недавно отложенные в сторону. Я думаю о сотнях женщин, которых любил в раннем отрочестве, в юности и в пору расцвета своих сил – и даже сейчас, когда моя жизнь клонится к закату! Конечно, какая-нибудь одна из этих многих женщин хранила мне верность, если постоянство вообще заложено в женской природе. Покажите мне женщину, испускающую дух на моей могиле, – и тогда я поверю Бейнбриджу. Но мне про Бейнбриджа все известно. Я-то знаю, где он проводит вечера, когда не является к вам. Впрочем, неважно – я нем как рыба. Мне нет нужды объяснять человеку столь проницательному, как вы, что означает болтовня Бейнбриджа. Однако он не должен заводить со мной разговоры о женских постоянстве и преданности, покуда не станет старше лет на десять; пусть он рассказывает этот вздор Петерсу и прочим морякам.