Прочтите, пожалуйста, этот текст – он вас взволнует. Не знаю, как определить его жанр, – хроника тех ужасных недель? Или художественный вымысел? И кто изложил свои мысли на этих страницах – романист или мемуарист? Совпадал ли реальный Огюстен Тролье с автором этой рукописи? И что мы сегодня читаем – исповедь невинного, коим он был, или невинного, каким он хотел казаться?

У фактов вырваны глаза и язык – они уже ничего нам не расскажут. Останки, найденные среди развалин, указали полицейским на то, что Огюстен Тролье произвел взрыв вместе с Мохаммедом Бадави. Так вот, если верить написанному, то присутствие Огюстена в театре можно считать скорее актом самопожертвования, позволившим в конечном счете спасти множество детских жизней.

Сегодня все радуются тому, что в результате ошибочного маневра макет, начиненный динамитом, спустился на нижний подземный этаж, а не поднялся на сцену; таким образом, взрыв причинил тяжелый материальный ущерб зданию театра, но не унес ни одной человеческой жизни. Однако не было ли то, что все сочли промахом террористов, сознательным, жертвенным, бесстрашным подвигом? Именно эта версия отражена в повествовании Огюстена, законченном в самый день его гибели и проникнутом роковым предчувствием такого конца.

Разумеется, не стоит принимать этот текст буквально – слишком много в нем неточностей и путаницы. Например, я решительно отрицаю тот факт, что снабдил наркотиками Огюстена Тролье и приютил его у себя в доме. Или рассказ о появлении следователя Пуатрено за кулисами в тот ужасный вечер – это чистейший вымысел; мало того что фамилия женщины-следователя Пуатрено не фигурировала в деле – кому и знать это, как не Вам, поскольку его вели именно Вы! – но в развалинах под сценой не было обнаружено никаких останков третьего лица.

И все же пускай некоторая расплывчатость этого текста не помешает вам принять его всерьез. Я бы очень хотел, чтобы Вы взвесили каждую его строчку, каждое слово. Ведь речь идет о репутации Огюстена Тролье, о его чести и в конечном счете о его реабилитации. Молодой человек, которого заклеймили прозвищем «чудовище века», возможно, был его героем.

Наше время – боязливое, изнеженное, эгоцентричное – с презрением относится к тем, кто жертвует своей жизнью за идею. В старину это расценивали совсем иначе: люди верили, что идея способна привести к жертвенности. Но и сегодня, как прежде, эти противоречивые убеждения являются скорее предрассудками. Смерть не облагораживает идею, это идея облагораживает смерть. И если некоторые люди убивают себя во имя какой-нибудь сектантской доктрины, это свидетельствует не о ее ценности, а лишь о крайней степени ослепления ее адептов; зато когда отдельный человек идет на смерть ради спасения чужих жизней, это говорит о его гуманизме и великом мужестве. В смертоносном макете торта, начиненном взрывчаткой, скрывались два воина-антипода – воин смерти Мохаммед Бадави и воин жизни Огюстен Тролье. Первый хотел уничтожить мир, второй уничтожил себя во имя мира. Террорист поклонялся химере, а не конкретной жизни. Герой стоял за конкретную жизнь, а не за химеру. Первый уничтожал реальность, мешавшую его иллюзиям. Второй спасал реальность, в которой могли бы свободно процветать любые иллюзии.