– Дагон? – Хранитель музея с явным интересом воспринял мой телефонный звонок. – Боюсь, у нас очень мало раритетов филистимлян; о монетах мне вообще ничего неизвестно. Возможно, это более поздняя эпоха. Могу я вам перезвонить?

– Будьте любезны. Извините, что отнимаю у вас время.

– Вовсе нет, с удовольствием. Ради этого мы тут и сидим.

Десять минут спустя он перезвонил.

– Как я и предполагал, мистер Траффорд. У нас есть монета, которая вам запомнилась, но она финикийская, не филистимлянская. Финикийцы позаимствовали Дагона у филистимлян и называли его Оаннесом. Эта модель поведения повторяется на протяжении всей истории. Римляне в особенности были великие мастера по части воровства чужих божеств. Иногда они делали это открыто – так Зевс стал Юпитером, – но в других случаях, когда божество было особенно мрачное и зловещее, как в истории с Сумманусом, они поклонялись ему тайно. Великие любители всяких культов, римляне. Вы будете удивлены, как много тайных обществ и культов на протяжении веков возникало подобным образом. Но… вот я опять… читаю лекцию!

– Вовсе нет, – заверил я его, – все это очень интересно. И огромное спасибо, что не пожалели для меня времени.

– И это все? Больше я ничем не могу вам помочь?

– Да, это все. Еще раз спасибо.

Мне действительно тогда казалось, что это все…

* * *

Недели через две я поехал повидаться с ними. У старого Джейсона Карпентера телефона не было, и Дэвид все еще занимался его установкой. В результате я буквально свалился им на голову.

Кетлторп лежит к северу от Хардена, между шоссе и морем, и когда я свернул на извивающуюся проезжую дорогу, ведущую к старой ферме, вид на долину открылся потрясающий. Голубое небо, в отдалении описывают круги и кричат чайки, недавно вспаханные поля, зеленая ограда, густо увитая жимолостью, жужжание пчел, сладкие запахи разложения от ручьев и заросших ореховыми деревьями озер – сцена поистине идиллическая. Ничего общего с полночными рассказами об упырях и призраках!

Далее внешняя каменная стена фермы, почти фортификационное сооружение, наводящее на мысль о грозной феодальной конструкции, которая окружала все строения, включая главный дом. Железные ворота были открыты, на них железными буквами значилось легендарное «Кетлторп». Внутри… уже многое изменилось.

Примерно три с половиной акра угодий, окруженные стеной, составляли сердцевину хозяйства. Вдоль дороги я видел несколько покосившихся табличек с надписями «Частное владение» и «Нарушители будут преследоваться судебным порядком», обозначающих внешние границы Кетлторпа, однако участок внутри стены был сердцем фермы.