В ту ночь мне вновь снились четыре девочки-негритянки, одетые так, словно собрались в церковь. На мой взгляд, младшей из них было не больше десяти-одиннадцати лет, трем другим – около четырнадцати. На этот раз они стояли под деревом с густой зеленой листвой, оживленно переговариваясь. Две из них держали в руках Библии. О чем они говорили, я не разобрал. Внезапно одна из девочек рассмеялась, а за ней засмеялись ее подруги. Их смех журчал в моих ушах, будто вода в ручье. И тут последовала вспышка такой невиданной силы, что мне пришлось зажмурить глаза. Оказалось, что я стою в эпицентре урагана; горячий ветер рвет с меня одежду и развевает волосы. Вновь открыв глаза, я обнаружил, что четыре чернокожие девочки куда-то исчезли, а дерево лишилось всех своих листьев.
Когда я проснулся, мое лицо покрывал пот, словно кожу действительно тронуло обжигающее дыхание урагана. На заднем дворе лаял Бунтарь. Взглянув на светящийся циферблат будильника, я обнаружил, что уже почти половина третьего ночи. Бунтарь все гавкал как заводной, к его лаю вскоре присоединились все окрестные собаки, и я решил, что раз все равно не сплю, то выйду и успокою пса.
На пороге своей комнаты я увидел, что в кабинете горит свет.
Слышалось какое-то поскрипывание. Заглянув в кабинет, я увидел отца: он сидел в одной пижаме за рабочим столом, где обычно выписывал чеки для оплаты счетов. Крепко сжимая ручку, он то ли писал, то ли рисовал что-то на листке бумаги при свете лампы. Его ввалившиеся глаза лихорадочно блестели. Приглядевшись, я заметил, что на его лбу, как недавно и на моем, блестит пот.
Бунтарь перестал лаять и жутко завыл.
– Черт побери, – пробормотал отец. Потом осторожно, стараясь не скрипнуть стулом, поднялся.
Я спрятался в тень. Не знаю, зачем я так поступил, но, казалось, отец не хочет, чтобы его беспокоили. Он вышел через заднюю дверь, и я услышал, как он шикнул на Бунтаря.
Бунтарь перестал выть. Отец должен был вернуться через пару минут.
Я не мог больше выносить эту неизвестность. Мне просто необходимо было узнать, какое важное дело заставило отца подняться в половине третьего ночи.
Зайдя в кабинет, я взглянул на листок бумаги.
Мой отец, который никогда не имел особой тяги к рисованию, изобразил на листке около полудюжины черепов с крылышками на височных костях. Тут же была целая колонка вопросительных знаков и слова «озеро Саксон», повторявшиеся пять раз. Ниже было написано: «Леди», а потом шла еще одна череда вопросительных знаков. После этого он написал: «Вниз, в темноту», здесь кончик пера едва не прорвал бумагу. Затем следовали два вопроса, оба заглавными буквами: