Застыв посреди комнаты, я слушал музыку. Почему эта красивая мелодия так испугала попугая в тот вечер?

Я припомнил слова мисс Гласс Зеленой: «Это все твоя мелодия! Я же просила тебя никогда не играть эту пьесу! Он каждый раз начинает беситься!»

На что мисс Голубая ответила: «Я всегда играла эту вещь для него, и она ему нравилась!»

Сквозь сгустившуюся тьму пробился слабый лучик света, словно проблеск солнца, увиденный со дна сквозь толщу темной воды. Общая картина пока не выстраивалась, но я уже знал, что нахожусь на верном пути.

– Мисс Гласс, – обратился я к ней. Точнее, не просто обратился, а прокричал, потому что мисс Голубая, как в тот день, когда учила Бена, уже почем зря колотила по клавишам. – Мисс Гласс!

Мисс Голубая перестала играть на самой горестной ноте. Слезы стекали по ее щекам к подбородку.

– Ну, что еще?

– Эта музыка, которую вы сейчас играете… ваш попугай из-за нее тоже кричал и волновался?

– Конечно нет! Как ты мог так подумать! Это все – злые наговоры Катарины. Она сама ненавидела мою любимую мелодию.

Судя по тону, которым это было сказано, я понял, что она говорит неправду.

– Вы ведь совсем недавно снова стали давать уроки игры на фортепиано, правда? С тех пор как зеленый попугай… э-э-э… умер, вы часто играли свою любимую музыку?

Мисс Голубая задумалась.

– Насколько я помню, не слишком часто. Я несколько раз исполняла ее на репетиции в церкви, чтобы размять руки. А дома я не очень много играю, поскольку уроков сейчас не даю. Не то чтобы мне этого не хотелось, просто Катарина, – мисс Голубая произнесла это имя с презрительной усмешкой, – вечно твердила, что я причиняю боль ее утонченному слуху. И кто бы это говорил – развратная похитительница мужчин!

Свет вдали продолжал брезжить. Нечто постепенно принимало форму, но впереди лежал еще долгий путь.

– Всюду эта Катарина! – внезапно выкрикнула мисс Голубая, ударив по клавишам с такой силой, что весь инструмент сотрясся. – Я всегда на цыпочках ходила перед всемогущей Катариной, только и делала, что плясала под ее дудку! А как я ненавидела и презирала все зеленое!

Мисс Голубая поднялась с места, тощая, кипящая от негодования.

– Я сейчас же вынесу из дома все зеленое и сожгу, пусть даже для этого придется спалить все до основания! Если я больше никогда не увижу ничего зеленого, то лягу в могилу с улыбкой на устах!

Жажда разрушения разгоралась в мисс Голубой с необычайной силой. Я понял, что не вынесу этого зрелища, и взялся за дверную ручку:

– Спасибо, что смогли уделить мне минутку, мисс Гласс.

– Вот именно – мисс Гласс! – выкрикнула она. – Одна-единственная мисс Гласс! И я горжусь этим, слышишь меня, Кори Маккенсон? Я горжусь этим!