От него не ускользает мой кокетливый тон, и он игриво толкает меня плечом.

Но когда впереди показывается мой дом, мои мышцы напрягаются, и желание разрядить обстановку сходит на нет. Брэм сжимает мою руку.

– Все будет хорошо. – Мы всходим на крыльцо. – И, Саския, вот еще что…

Я поднимаю голову, смотрю на него, и его глаза теплеют.

– Да, я получил именно то, чего хотел.

Во мне сплетаются противоречивые чувства. Надо всем преобладает печаль оттого, что я не могу остановить время, удержать этот прекрасный миг. Как же мне хочется насладиться той простой радостью, которую я испытываю теперь.

Но передо мной лежит иной путь.

Дверь скрипит, и я отворяю ее. Мы переступаем порог. Воздух в доме неподвижен и затхл.

Я хожу по комнатам, зовя матушку, но ответа нет, в доме стоит тишина. Матушка может быть где угодно. На рынке. В костнице. В ратуше.

Где бы она ни была, дома ее нет.

Я захожу в свою спальню – сейчас она опрятнее, чем когда я уезжала, – лоскутное одеяло аккуратно застелено, подушки взбиты, на мебели не видна пыль. Под кроватью стоят мои ботинки.

Я чувствую комок в горле. Матушка скучает по мне. Она никогда не была мастерицей говорить ласковые слова – мой отец куда более открыто выражал свои чувства, – но когда я оглядываю эту спальню… Это все равно что читать письмо, в котором она пишет о своей любви ко мне.

Я сажусь на кровать, и Брэм опускается рядом.

– Нам нужно найти ее, – говорю я. Меня терзает тревога.

Брэм переплетает свои пальцы с моими.

– Мы ее найдем.

* * *

Дойдя до площади, я вижу Хильду, которая выходит из ратуши. Вижу ее оранжевый плащ, и вздыхаю с облегчением.

– Должно быть, на сегодняшнее утро было назначено заседание совета, – говорю я Брэму. Солнце стоит высоко, уже почти полдень.

– Хильда, – кричу я, – подожди!