– Брэм?
– Да? – Он убирает с моего лица волосы, и я чувствую, что и мои щеки мокры – но, может быть, это не мои слезы, а его?
– Метка. – Я выговариваю это слово едва слышно, но, похоже, он все-таки понимает, что я имею в виду. Он поднимает мою руку, и меня душит всхлип. Его большой палец легко касается тонкой розовой линии на моем запястье. Он подносит мою руку к губам и целует внутреннюю сторону запястья. Я дотрагиваюсь до его подбородка, он склоняется ко мне, и его пальцы шарят по моему лицу, как будто он пытается запомнить его. Затем он целует мои виски, щеки, шею под ухом.
Наконец его губы находят мои. Его поцелуй нежен и солон от слез.
Я чувствую такую любовь. Мне так много надо сказать ему, но вряд ли у меня найдутся для этого силы.
– Ты… меня… – Мне не хватает дыхания, чтобы договорить.
Брэм задирает рукав, и я вижу на его запястье красную метку, яркую-яркую.
– Это не первая метка, которую мне подарила ты. – Его пальцы нежно гладят мой лоб, его слезы продолжают капать на мое лицо. Я вспоминаю метку на тыльной стороне его стопы и лодыжке – зеленые каплевидные листья на вьюнке. Из такого же вьюнка Брэм сплел тот венок, который водрузил мне на голову много лет назад. Я слышу конец этой фразы, хотя он и не произносит его. Метка любви не единственная, которую ему подарила я. Но она станет последней.
Я подношу пальцы к его губам и пытаюсь говорить.
– …любишь…
Перед моими глазами пляшут черные точки. И мир окутывает тьма.
Саския домашний учитель
Саския домашний учитель
Деклан лежит на полу в осколках стеклянной вазы, которую я разбила об его голову. По его виску течет кровь. Он смотрит на мою руку, сжимающую нож, с таким видом, словно прежде никогда меня не видел. Но в смехе, доносящемся с другой стороны комнаты, отнюдь не звучит страх.
Повернувшись, я вижу Лэтама, который держит матушку, прижав ее к груди и держа у ее горла еще один, более длинный нож. От его смеха мороз бежит по коже.
– Неужели ты думала, что у меня нет другого ножа? Что единственное свое оружие я отдал этому дураку?
– Отпусти ее, – прошу я. – Пожалуйста.
Матушка даже не вырывается, только неотрывно смотрит на меня. Словно просит меня о чем-то – но о чем?
– Так-то лучше. Продолжай.
– Продолжать что?