Потому что метки любви могут исчезать – как исчезает и сама любовь. То, что не пестуют и не лелеют, в конце концов сходит на нет. А без всех трех меток мои кости станут для него бесполезны. Так что, сделав так, чтобы в этой реальности моя метка любви не исчезла, Лэтам получает больше времени для того, чтобы убить меня.

Чем теснее Брэм будет связан со мной, тем больше станет грозящая ему опасность, а значит, мне нужно держаться от него подальше.

– Что случилось? – спрашивает он. – Что ты увидала?

– Лэтам хочет убить меня. Он завладел и костями моей бабушки, и костями матушки и будет преследовать меня, пока не убьет. – Я беру его за руку, и она кажется мне такой знакомой, такой родной. – Спасибо, что приехал, но тебе нужно вернуться.

– Саския, в чем дело? Я не оставлю тебя, если тебе грозит опасность.

Мне так хочется прильнуть к нему, попросить его остаться и сражаться вместе со мной, сказать, что нас может связать великая любовь, что в другой нашей жизни так и было. Но мне пора повзрослеть, пора стать достойной дочерью своей матери. Я должна быть такой же бескорыстной, какой была она. И я отпускаю его руку.

– Уезжай, – прошу я его. – Пожалуйста.

– Нет, Саския. Я хочу помочь тебе.

На его лице написаны такая искренность, такой пыл.

Я знаю, что должна делать, но от мысли об этом мне становится тошно. Сделав глубокий вздох, я придаю своему тону как можно большую холодность.

– Избегая меня, ты обеспечишь себе куда лучший путь. Возвращайся в Замок Слоновой Кости и забудь обо мне.

Он склоняет голову набок и пристально всматривается мне в лицо.

– Ты не гадала мне на костях – так откуда тебе знать, что иной путь приведет меня к такому будущему, которое будет лучше? Оно с таким же успехом может оказаться и хуже.

Эти слова отдаются в моем мозгу – что-то в этом же духе он уже говорил мне прежде. В другом месте, в другое время. Я готова поклясться, что так оно и было.

– Брэм, прошу тебя. – В горле у меня стоит ком, мне хочется одновременно и обнять его, и оттолкнуть. – Лэтам хочет убить меня. И я не желаю втягивать в это еще и тебя.

– Он убил твою мать, а затем отправил к тебе меня, чтобы я помог тебе пережить твое горе. – Пальцы Брэма обвивают мои. – Думаю, теперь уже поздно.

Мне следовало бы накричать на него, сказать нечто столь ужасное, чтобы ему вообще расхотелось говорить со мной. Найти способ так его обидеть, чтобы не поставить его жизнь под удар.

Но я чувствую себя такой опустошенной, что, кажется, могла бы уплыть по воле волн, и его рука – это единственное, что еще держит меня. Я не могу заставить себя оттолкнуть его.