Не все люди могут так жить. Не каждый рожден для этого.

Наверное, я был рожден для того, чтобы служить библиотекарем. Или музыкантом в оркестре. Тогда я прожил бы свою жизнь сам с собой, более спокойно. И не произошло бы того, что случилось со мной дальше.

Я вновь перестал быть мужчиной в постели. Не так уж много мне было нужно для этого.

Пара визитов Быка, разговоры с ним, пусть краткие… Ощущение мерзости и страха… После этого никакие чистые простыни и нежные слова Валентины уже не могли меня сделать мужчиной.

Стоило мне посмотреть на Быка, на его рожу, и я сразу вспоминал Олега — маминого сожителя. Да и не его одного. Это был собирательный образ. Олег из моего детства, Бык сейчас — это как общий образ грубой, циничной силы, похотливой и наглой, которая ломает мою жизнь. Перед которой я бессилен…

Иногда по ночам я просыпался и слышал, как Валентина плачет в подушку. Бедная, она так старалась быть хорошей женой.

Не ее же вина в том, что у меня с детства сложилось такое отношение к сексу.

Я видел, что Валентина ломает себя, когда берет инициативу в постели в свои руки. Она — человек совсем иного типа. Как женщина, она более податлива, чем агрессивна.

Просто раз в две недели ее терпение и ожидание ласки заканчивались, и она была вынуждена сама лезть ко мне и «заводить». Сколько нежных и чистых слов она сказала мне в эти горькие и мучительные для нее минуты. Сколько слов и ласк ее рук было потрачено на то, чтобы возбудить меня… Наверное, не меньше, чем крахмала на простыни…

Я жалел Валентину и вообще чувствовал себя очень неловко перед ней, но что же я мог с собой поделать?

Сексопатолога в райцентре нет. Не полагается по штату… Психиатра из поликлиники я прекрасно знал с детства. Она одно время, когда я еще был маленьким, жила от нас через дорогу.

Не к ней же было идти. И вообще, весь город говорил бы только о том, что Франца Бауэра видели, когда он выходил из кабинета психиатра… Решили бы, что я тайный алкоголик, и поставили на мне крест.

А Бык постепенно стал наглеть. Однажды во время дискотеки, когда я вышел из кабинета, то увидел, что он стоит возле моей жены и что-то ей говорит. Рожа его при этом была самая ненавистная для меня — игриво-похотливая. С такой рожей он «цеплял» тут на танцах пэтэушниц и работниц швейной фабрики…

Теперь с таким же выражением он о чем-то говорил с Валентиной. Я уже было кинулся туда, где был контроль и где они стояли, но в этом отпала необходимость. Мой взгляд, устремленный на него, вероятно, прожег лоб Быка, и он увидел меня.

Он тут же отошел от Валентины. Она же вообще не видела меня в ту минуту. Я решил, что это была случайность, и даже не сказал ей ни о чем.