Ну уж нет! Со мной этот номер не пройдет!

Будет так, как требует закон. Судьи независимы.

Милые мои коллеги все понимают. Житейский и судейский опыт подсказывает им единственную нужную мне сейчас поддержку.

На моем столе стоит чай, и меня не о чем на расспрашивают.

Что случилось-то? А ничего и не случилось. Обычная рядовая накачка. Если ты права, найди силу преодолеть все. Слабым не место здесь, где решаются судьбы. Ты сильная и справишься, вот что сказало мне молчание коллеги. Они верили в меня.

— Прошу встать, суд идет!

В притихшем зале все на местах. Реутов молча принимает мое замечание.

Справка о том, что Лягушенко по состоянию здоровья может участвовать в процессе, лежит у меня на столе, но я осведомляюсь:

— Лягушенко, вы можете давать показания?

Девушка кажется мне более спокойной, чем в начале допроса, голос тверже:

— Да, я могу давать показания. Я готова.

— Прошу рассказать все известное вам по делу. Продолжайте ваши показания.

Отошли в сторону обыденные мои заботы, тревоги. Квартира, начальнический разгон. Сейчас передо мной одноэтажный старенький домик в две комнаты и двор, огороженный штакетником, и две девушки, и три парня, и неумолимо надвигающаяся смерть одного из них…

Только это, только это. Ничего более. Ничего… Это меня зовут Зоей.

Я пришла в гости к подруге, и мы навестили Юру, которого любит Маринка. Пили чай, ели торт. Потом явились двое. Наглые. Мне страшно, когда Юра, словно мячик, отскакивает от упругих кулаков. Нереальной кажется беда, грозящая мне, ее отводит мальчик с черным ежиком волос, большеглазый и слабый. Снова страшно, когда я убегаю к соседям. Значит, беда была рядом, раз понадобилось унизительное бегство? Я сижу под защитой взрослого большого человека Перевалова дяди Ивана и вижу, как нервничает Юра: там, в доме, Маринка осталась наедине с незнакомой пьянью.

Волнуется Юра и я волнуюсь и посылаю его: иди, иди, ведь там Маринка… говорит вернувшийся с улицы дядя Иван Перевалов, что парни ушли, он только что видел их в спину… Я бегу туда, где Марина и Юра, но едва открываю калитку, как меня кто-то хватает за руки и пьяно хохочущая морда кривляется передо мной, мне больно руку и страшно, потому что я одна и некому защитить меня. Как освобождение доносится до меня знакомый голос, проникает в сознание, оттесняя страх, требовательный крик: "Отпусти девчонку”, и мне становится легко и ноги сами выносят прочь, за ограду, за обиду… Уже от дома дяди Ивана, под его защитой, я вижу, как мечутся во дворе, который я оставила только что, какие-то тени… Зачем? Почему замахнулся на Юру тот, высокий парень, что держал меня? Я вижу, как другой парень идет по ограде, растопырив в стороны руки, согнувшись, словно ловит убегающую курицу, потом резко выпрямляется и, развернувшись, бежит к калитке, а за ним Юра, которого я потеряла из виду на несколько мгновений… Вот оба они скрылись за изгородью, мне не видно их, они будто присели, и Юра — бегом от дома, не оглядываясь… Что-то кричит дядя Иван Перевалов, почти бегом направляется к своим воротам и я за ним…