Утешиться. Утешение. Благодаря Кающемуся он знал, что это.
Ёрдел задумчиво склонил голову и посмотрел на девочку через прорехи капюшона. А затем круто развернулся и пошёл к двери.
Триий напряжённо смотрел на сидящего напротив Мариша. Дворецкий, закинув ногу на ногу, расположился по другую сторону стола в кресле и глядел в ответ мрачно и устало. До сарена доходили слухи, что Мариш недавно чувствовал себя совсем неважно, и, похоже, они не врали. Лицо у дворецкого было жёлто-серым, под глазами чернели такие тени, что взгляд казался совсем жутким, да и вообще Мариш будто бы постарел лет на пятьдесят.
– Лоэзия нашлась, тебе очень повезло, – тяжело обронил дворецкий.
– Без угроз, – сквозь зубы процедил сарен.
– Я ещё не угрожал.
– Ты хотел встретиться, я пошёл тебе навстречу! Что ты хотел?
Мариш в притворном восхищении приподнял брови. Всё же выдержка Триия изумляла: «…я пошёл тебе навстречу!».
– Учти, я не буду тебя покрывать…
– Меня не нужно покрывать, – вкрадчиво пропел Мариш. – Увы, но мне пришлось продемонстрировать свои силы и возможности. Но ни Вотые, ни сам хайнес не пойдут против меня. В качестве союзника, – мужчина всё-таки не удержался и скривился, – я куда интереснее… тебя.
Триий разгневанно раздул ноздри и нервно сглотнул.
– Но давай не будем ссориться и рушить наши отношения, – голос Мариша так и сочился издёвкой.
– Чтобы я держал в своём доме…
– Твой дом держу я, – напомнил дворецкий. – Ты и вся твоя семья в полной моей власти. И Вотым, и хайнесу выгоднее пожертвовать тобой, чтобы сохранить хорошие отношения со мной. Всё же я собрал большую силу, и хотят они или не хотят, но со мной придётся считаться. Поэтому давай и мы попытаемся сохранить наши прежние отношения.
– Это из-за Лоэзии? – мрачно предположил сарен.
Мариш кивнул и с улыбкой, обескураживающе честно заявил:
– Я её обожаю.
– Да как ты посмел подумать, что ты и она… – Триий в негодовании приподнялся со своего места.
– Я и она – что? – приподнял брови Мариш. – Боги, Триий, как ты мог подумать подобное? К Лоэзии я испытываю чувства, которые надобно испытывать тебе, но… – он смерил сарена презрительным взглядом. – Мне она дочь больше, чем тебе!