Ну за первые полгода она уже всё сдала и едва не сдохла. И предчувствовала, что останется в четвёртом классе ещё на год: за последние два месяца она в школе была четыре раза.

Род утащила Мадиша готовить ловушку для мастера Илиша – вот безумные! – а Майяри подошла к воротам полигона и посмотрела на вышагивающую перед женским строем госпожу Ярвиделлу. Суровая и прекрасная мастер объясняла нежным равнинным девочкам как правильно держать кинжал, чтобы не порезать хотя бы себя. Внезапно она напряглась, вскинула голову, словно к чему-то прислушиваясь, и, приказав ученицам тренироваться, стремительно зашагала прочь, к другому выходу с полигона.

Не успела Майяри озадачиться, как к ней подошёл мастер Дагрен и, с интересом заглянув на полигон, спросил:

– А где госпожа Ярвиделла?

– Только что ушла.

Мастер загадочно улыбнулся и неспешно пошёл через полигон в ту сторону, в которой скрылась Благословлённая на Одиночество.

Нет, мастер Дагрен определённо знал, что делает!

В кабинете харена царила тишина. И Майяри, и Ранхаш были заняты разбором бумаг по делу Дешия. Девушка уже который день переписывала выцветшие записи из дневника хайрена Игренаэша, а Ранхаш изучал ответ главы семьи Харый. Тот молчал довольно долго, а потом всё же прислал дневник госпожи Аизелы вместе с письмом, в котором недоумевал, чем главу сыска могла заинтересовать бывшая жена хайрена Игренаэша.

– Это никогда не закончится! – с досадой прошипела девушка.

Чтобы загрести деяния Дешия им потребуется ещё немало лет. Впрочем, лучше потратить годы, чем пропустить ещё один росток коварного замысла и пережить повторение уже произошедшего.

Переписывая дневник хайрена Игренаэша, Майяри никак не могла отрешиться от острых, впивающихся в самое сердце чувств. Она его не знала, он не был ей дорог, и всё их знакомство состояло из краткой беседы в Зверинце. Дневник он вёл сухо, в начале весьма пространно, рассуждая о магических явлениях, потом урывками, больше записывая всё, что приключилось с ним в плену у сына. Он не оставил в дневнике никаких ключей-разгадок к своим изобретениям. Только сухое повествование о собственной жизни.

Которое иногда разбавлялось короткими, но такими эмоциональными строками, что сердце напрягалось и долго дрожало. Как редкие цветы в пустыне. Радуют глаз и печалят душу: скоро эту красоту пожрёт неумолимая сушь.

«Нариш собрался с детьми в храм отдать дань уважения умершим предкам. Если бы Аизела не была так горда, мы бы с ней тоже преклонили колени перед предками».

Майяри начала ловить себя на том, что выискивает в тексте уже не подробности о Дешие, а вот такие полные неуловимой тоски строки.