II

Шарлатан! Да нет, он скорее похож на мелкого чиновника. Одет не слишком опрятно, к жилету прилипли табачные крошки. От одного кармашка к другому тянется массивная цепочка белого металла. Лицо простолюдина; на левой щеке — большое пятно от ожога, точно по ней прошлись утюгом. Близорукие глаза слезятся и слегка косят, когда он снимает пенсне и вытирает его о рукав. Большие, с крупными ладонями и мясистыми пальцами руки он скрещивает на животе, будто поддерживая его. Но, несмотря ни на что, хочется рассказать ему все сразу — и плохие, и хорошие мысли, — ибо кажется, что он много знает о жизни, на себе испытал превратности судьбы, невзгоды и неудачи. На его рабочем столе чего только нет: какие-то книжки, видавшая виды пишущая машинка, деревянное распятие, похоже, вырезанное ножом, курительные трубки, а на стопке блокнотов — целлулоидная кукла. Он слушает Реми, раскачиваясь вместе со стулом, а Реми, продолжая говорить, задается вопросом: может быть, этот человек перед ним — необыкновенно умный? И как к нему обращаться — просто «господин» или «доктор»?

— И давно вы сирота?

Реми вздрогнул:

— А разве отец вам ничего не говорил?

— Вы все равно расскажите!

— Ну, я, можно сказать, уже довольно давно потерял мать… Она умерла в мае тридцать седьмого года. И как раз с тех пор я…

— Подождите! Подождите! Вам ведь не сразу об этом сказали.

— Конечно, не сразу! Я был в таком состоянии, что решили подождать. Сначала мне объявили, что она уехала куда-то далеко.

— Иначе говоря, ваша… болезнь наступила еще до того, как вам сообщили страшное известие. Еще ничего не зная, вы уже были нездоровы; допустим, горе и печаль лишь еще более ухудшили ваше состояние, и тогда получается, что смерть матери никак не связана с подкосившим вас заболеванием.

— Я даже не знаю. Знаю только, что все это случилось приблизительно в одно и то же время… Неужели отец вам ничего не рассказывал?

— Он сказал, что вас нашли без сознания в парке вашего имения, в Мен-Алене; вы ведь помните, что произошло непосредственно перед вашим обмороком?

— Абсолютно ничего. Я не раз пытался понять… Должно быть, я играл во что-то, бегал и мог на что-нибудь наткнуться.

— Однако, судя по всему, вы ни обо что не ударялись и вас никто не ударил… Может быть, у вас сохранилось хоть какое-нибудь, пусть даже смутное, воспоминание о том, что вы в последний раз видели в тот день?

Реми пожал плечами:

— Все это было так давно… Помню, что я очень долго, несколько недель, лежал съежившись.

— В позе зародыша в утробе?

— Да, возможно.

— А прежде у вас не было провалов в памяти?