Последний день он провел у себя, по-прежнему раздираемый между «да» и «нет». Можно, в крайнем случае, «опоздать» на самолет, но это ничего не решает: он волен перенести отъезд. Ведь он уезжает по собственному желанию. «По собственному желанию, по моему», — твердил себе Реми, но нервы его были натянуты до предела: он даже остановил каминные часы, которые совершенно измучили его своим размеренным тиканьем. Ближе к вечеру он растянулся во весь рост на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и замер. Последние часы, разделявшие его прошлое и будущее, прошли в каком-то тумане. И, вдруг почувствовав, что момент настал, он сказал себе вполголоса:

— Пора.

Отец ждал Реми в столовой; лицо у него стало землистого цвета, как после долгой болезни.

— Хочешь, провожу тебя до Орли? — спросил он.

— Нет… Поедет только Клементина, я ей обещал.

— Держи нас в курсе дел.

— Ну разумеется!

Воцарившееся молчание ледяным потоком разделило их: отныне отец и сын оказались на разных берегах. Реми залпом выпил свой кофе.

— А где Раймонда? — спросил он.

— Сейчас придет.

И она действительно пришла. Глаза у нее были красные.

— До свидания! — протянул ей руку Реми. — Спасибо… за все.

Раймонда опустила голову. Она была не в силах говорить. Адриен вынес к машине вещи и теперь укладывал в багажник.

— Реми… — пробормотал Вобрэ. — Мне бы не хотелось, чтобы у тебя остались чересчур мрачные воспоминания…

— Ну что ты, папа… Я был здесь вполне счастлив.

— Жизнь — штука не простая, — вздохнул Вобрэ.

Оба замолчали, затем Вобрэ взглянул на часы.

— Ну что ж, — сказал он. — Пора… Клементина ждет в машине. Удачи тебе, Реми.

Отец и сын обнялись и расцеловались. Раймонда теребила и комкала носовой платок.

— Погода тебе на руку, — добавил Вобрэ. — Метеосводка хорошая.