Двенадцати заездов оказалось достаточно даже для Молли, и когда я отдала ей свои последние фунтовые монеты, она потратила их у прилавка с «Гарантированным выигрышем» и на облако розовой сахарной ваты. Мы взяли ее «гарантированный выигрыш» (синее плюшевое животное непонятного вида) и сахарную вату на пляж, где сидели на мокром песке, и сырость просачивалась нам под ягодицы. Эта сырость в сочетании со звуком прибоя создавала у меня впечатление, будто все вокруг жидкое.

— Я отнесу эту игрушку на «покажи-и-расскажи», — заявила Молли. Сахарная вата оставила липкое кольцо вокруг ее рта.

— Да?

— Да. Не хочу приносить туда что-то из другого места. Хочу что-то отсюда. Мне здесь больше нравится.

— Хорошо, — сказала я.

Игрушка выглядела уродливо, но мне приятно было думать о том, как она будет лежать на подушке Молли в ее новом доме. Еще один способ продлить время до того момента, как дочь забудет меня.

— А теперь пойдем домой? — спросила она.

— Нет, — ответила я.

— А куда?

— Нам нужно пойти и поговорить с Сашей.

Молли вздохнула и вытерла рот рукавом. Волоконца шерсти от пальто налипли на ее губы, и я подумала, что сейчас, наверное, в мире нет другого такого липкого ребенка и нет другого человека, к кому я прилипла бы столь неразделимо.

Я встала и протянула руку. Молли долго смотрела на нее.

— Идем, — сказала я и шире расставила пальцы. — Нам пора.

* * *

У секретарши в приемной службы опеки были каштановые волосы и карие глаза; коричневый джемпер доходил до самого подбородка. Прямо какой-то пирог из грязи. Когда мы подошли ближе, она схватила телефонную трубку и резко развернулась от стола во вращающемся кресле, и я услышала, как она говорит в телефон:

— Да, да, только что вошли.

Когда секретарша снова повернулась к нам, щеки ее горели, а стеклышки очков запотели понизу. Я подумала, что наш приход, должно быть, самое волнительное, что случилось с ней, с тех пор как она нашла джемпер точно под цвет волос и глаз.

— Мы пришли побеседовать с Сашей, — сказала я, старясь подавить дрожь в голосе.

Грязевой Пирог пискнула нам что-то насчет «присесть». В освещенном люминесцентными лампами вестибюле липкость Молли выглядела недопустимой, и я отвела ее в туалет вымыть лицо и руки.

— Я хочу есть, — сказала она, умываясь.