— Да... Ей-богу, этот! И подъезд вроде бы тот, четвертый этаж, я ступени считал, лифта нет...

Костенко сразу же посмотрел на дом, что стоял напротив; отселили под ремонт, много пустых квартир, окна открыты; осведомился по рации, где ЖЭК, и попросил шофера гнать туда — с сиреной.

Начальника ЖЭКа на месте, конечно же, не было. Главный инженер, как объяснила секретарша, отъехал на совещание, заместитель на участках.

— Кто может подъехать со мною к Белорусскому? — спросил секретаршу.

— А вы кто такой?

— Из МУРа.

— Обратитесь завтра, скоро работа кончается...

— Завтра? А если вас сегодня бандюга ограбит?

— У меня брать нечего.

Несчастная страна, в который уже раз подумал Костенко, никого ничего не волнует, ждут манны небесной... А что они могут в этом затхлом ЖЭКе, возразил себе Костенко. Если бы им позволили действовать, подвалы осваивать, чердаки и первые этажи... Так нет же! Они ничего не могут без приказа сверху, разрешения десяти инстанций... На Западе то, что у нас называют ЖЭКом, — богатейшее учреждение, с компьютерами, своим баром, прекрасной мебелью, люди отвечают за жилье, что может быть престижнее! А у нас? Все просрем, если даже сейчас, когда хоть что-то можно, все равно никому ничего нельзя...

— Послушайте, барышня, — настроившись на лениво-равнодушный темпоритм секретарши, продолжал Костенко, — вы...

— Я вам не «барышня»! В общественном месте небось находитесь!

— Как прикажете к вам обращаться?

— Как все нормальные! «Женщина»! С Луны свалились, что ль?! Все нормальные люди обращаются — «женщина», вы что — исключение?!

Костенко тяжело обсматривал ее, чувствуя, как изнутри поднимается отчаянная ярость, но потом заметил ее разношенные туфли, заштопанную юбку, подпоясанную драным пуховым платком, спортивную кофту, уродовавшую и без того ужасную фигуру, и сердце его защемило тоскливой, пронизывающей болью...

Похлопав себя по карманам, он нашел грязную таблетку валидола, бросил ее под язык и тихо вышел из затхлого полуподвала...

...В отделении милиции взял двух сотрудников; и оперативник угрозыска и обэхаэсовец были, слава богу, в штатском; по дороге объяснил суть дела; вороток нашелся у шофера, бинокль лежал в чемоданчике Строилова, у него там и фотоаппарат был, и блокнот, и маленький диктофончик. Несчастный парень, как он там?

— Борис Михайлович, а кто в той квартире еще был? — спросил Пшенкина.

— Не помню... Вроде бы никого... Духами пахло...