Встретив Акенона, он положил руки ему на плечи в знак приветствия.
— Я поеду с Эвандром и Гиппокреонтом навестить могилу Ореста. — Акенон отметил, что Пифагор никогда не выглядел таким уставшим. — Потом немного помедитирую в Храме Муз. Через час встретимся у меня дома и все обсудим.
Акенон кивнул, и взгляд философа задержался на нем еще на секунду.
«Ты все еще с нами, несмотря на то что не являешься членом братства», — с благодарностью подумал он.
Аристомах стоял слева от него.
— Приветствую тебя, учитель, — пробормотал он, глядя в землю.
Пифагор сжал его плечо, пока Аристомах не поднял глаза.
«Тебе нечего стыдиться», — говорил его взгляд. Аристомах тихонько заплакал и снова опустил голову. Две недели он мучился из-за своей неспособности пойти на Совет, чтобы встретиться там с Килоном.
Подошла Феано, за ней Дамо, обе его обняли. Старый учитель почувствовал, что эти две женщины — его самый надежный тыл. Возможно, они были самыми преданными членами общины.
«Если бы Феано была мужчиной, — подумал он, — она бы пошла в Совет, и уж тогда-то Килону точно бы не поздоровилось».
За ними стоял Милон. Было заметно, что он встревожен и явно желает с ним побеседовать.
— Приветствую тебя, брат. Скажи, что происходит в общине.
— Учитель Пифагор, благодарю богов за твое возвращение. — Колосс почтительно склонил голову. — У Килона все больше сторонников в Совете Тысячи. Среди семисот гласных его поддерживает большинство, а Триста чувствуют себя сбитыми с толку и потерянными, некоторые даже тайно общались с Килоном.
— Успокойся, Милон, я буду присутствовать на всех заседаниях Совета.
Они должны были удерживать контроль над Советом, но предстояло еще кое-что более важное. «Следующей целью Килона будет армия». Пифагор знал, что хитрый политик нуждается в военных: только при помощи армии он может изменить существующий порядок вещей. Престиж Милона среди солдат был настолько высок, что Килон непременно попытается переманить его к себе или же покончить с ним.
Преданность Милона братству была несомненна, и у Килона не будет иного выбора, кроме убийства.
Обдумывая эту мысль, Пифагор направился к Ариадне. Ее лицо показалось ему печальным и одновременно спокойным. Однако в глубине ее глаз Пифагор различил жгучую боль, с трудом сдерживаемую усилием воли.
«Моя бедная девочка, как мне жаль, что ты страдаешь», — подумал он.
Он понял, что между Ариадной и Акеноном что-то произошло, и это, должно быть, потревожило ужасные воспоминания об ее похищении. Но было что-то еще в ее исполненном страдания взгляде…
«Прости, что не могу помочь тебе сейчас», — Ариадна прочла молчаливое послание Пифагора. С его появлением боль немного утихла.