На больших транспарантах, выставленных перед Палаццо Веккьо, написано: «Одним лишь искусством сыт не будешь!» Для посетителей музей закрыт. Но так как можно опасаться, что преступников это формальное обстоятельство не остановит, а, чего доброго, вдохновит, 64-летнему хранителю велено по меньшей мере раз в день обходить палаццо. Пандольфи, с его ревматизмом, это вдвойне тяжело. Но бургомистр наотрез отказал ему в просьбе выделить для охраны музея хоть пару карабинеров, или полицейских, или на худой конец сторожей автомобильных стоянок. У тех было более важное дело: они должны были следить за чистотой и порядком, под-кладывать под стеклоочистительные щетки записочки с требованием штрафа, выискивать грешников, поставивших машину в неположенном месте.

Тяжело дыша, взбирается Пандольфи по стоптанной дворцовой лестнице, отпирает ключиком дверь и сразу обнаруживает беду. На полу валяются осколки стекла, а в двух рамах, где недавно еще были картины, видны лишь светлые пятна.

«О господи! Этого только недоставало!» - стонет старый хранитель. Впрочем, сокрушается он в данный момент не о картинах, подлинная ценность которых только позднее станет ему известна из газет, а о том, что помимо всех прочих дел теперь придется еще попотеть над обстоятельной докладной запиской начальству.

На другой день сложная полицейская система Италии приходит в движение. Элио Джерунда, начальник уголовной полиции города, на чем свет стоит ругает всех торговцев картинами в мире. Все они, кричит он, потеряли совесть, ни у одного не осталось никакого представления о морали, каждый способен был инспирировать эту кражу. Однако затем его подозрения становятся вдруг совершенно конкретными и направляются на 30-летнего Антонио Бенетти, толстенького, рыжеволосого, бородатого фотокорреспондента из Рима. За два дня до кражи Бенетти по специальному разрешению дирекции музея фотографировал в присутствии реставратора и некой репортерши именно эти две картины. Якобы для какой-то гамбургской газеты. Но начальник флорентийской крипо убежден, что все это - от первого до последнего слова - ложь, просто трюк, понадобившийся, чтобы подготовить кражу. Римской полиции тут же дается поручение задержать и срочно переправить Бенетти во Флоренцию.

Уведомлен был о случившемся и министр по охране культурных ценностей Родольфо Сивьеро, после разгрома фашизма занявший этот пост, чтобы вернуть Италии сокровища искусства, которые награбили у нее и растащили по всему миру немецкие нацисты, а затем и солдаты американской армии. Дело это шло туго, но для Сивьеро оно оставалось главной задачей. Услыхав о хищении из флорентийского музея, он с готовностью разделил подозрения начальника крипо, хотя и по другим мотивам. Суть в том, что однажды эти самые картины - «Мадонна» и «Дворянин» - были уже увезены в Германию управляющим частным собранием Геринга Вальтером Андреасом Хофером. После 1945 года Сивьеро с помощью оккупационных властей сумел вернуть их в Италию. Но прежние любители чужого добра вполне способны были вновь на него позариться. Сивьеро отлично знал, что даже со своими претензиями на мировое господство оставшиеся в живых нацисты не расстались.