– А “Пляска смерти” останется? – заволновался Гулливер.

– Ну конечно, – ответил Кирк, – это же одна из ударных сцен.

Пока Харви отвечал на вопросы труппы, Элис незаметно выскользнула из зала. Ей хотелось курить. Она направилась к служебному входу, который выходил в тупик, закрытый для прессы и любопытных. Там ее никто не потревожит.

Она села на бордюр и чиркнула зажигалкой. И тут перед ней вырос какой-то человек с официальным бейджем “Пресса” на шее.

– Фрэнк Ваннен, “Нью-Йорк таймс”, – представился он.

– Вы как сюда попали? – удивилась Элис.

– Искусство репортера в том, чтобы пролезать туда, куда тебя не пускают. Вы играете в пьесе?

– Элис Филмор, – представилась Элис. – Да, я одна из актрис.

– Кого вы играете?

– Не совсем понятно. Харви, режиссер, про содержание пьесы говорит очень обтекаемо, чтобы информация не просочилась.

Журналист достал блокнот и что-то записал.

– Пишите, что хотите, только не ссылайтесь на меня, пожалуйста, – попросила Элис.

– Не вопрос, Элис. Значит, вы сами не знаете, что откроется в пьесе?

– Знаете, Фрэнк, это пьеса про секрет. А в секрете, в сущности, важнее то, что он прячет, чем то, что он раскрывает.

– Не понял?

– Вы посмотрите на труппу, Фрэнк. Каждый из актеров что-то скрывает. Харви, истеричный режиссер с неудавшейся личной жизнью, Дакота Райс, которую убивает черная хандра, или Шарлотта Браун, которая как-то замешана в этой истории: ее задержали, потом отпустили, а она все равно хочет участвовать в спектакле. Почему? Про Островски и Гулливера вообще не говорю, эти готовы на любое унижение, лишь бы прикоснуться к славе, о которой грезили всю жизнь. Не забудем о редакторе престижного нью-йоркского литературного журнала, который спит с подчиненной и прячется здесь от жены. Если хотите знать мое мнение, Фрэнк, то вопрос не столько в том, что раскроет эта пьеса, сколько в том, что она скрывает.

Элис повернулась к двери, которую оставила приоткрытой, подложив под нее кусок кирпича.

– Заходите, если хотите, – сказала она журналисту. – На это стоит взглянуть. Только никому не говорите, что я вас впустила.

– Не беспокойтесь, Элис, вас никто не заподозрит. Это всего лишь дверь в театр, ее мне мог открыть кто угодно.

– Это дверь в ад, – поправила его Элис.