Dies irae, dies illa, Solvet saeclum in favilla!
В этот момент я заметил, что у Харви в руках нет никаких бумажек, и подошел к Дереку:
– Харви сказал, что будет раздавать текст актерам по ходу пьесы, но в руках у него ничего нет.
– И что это значит?
На сцене начинался эпизод в клубе с поющей Шарлоттой, а мы с Дереком ринулись из зала за кулисы. Гримерка Харви была заперта на ключ. Мы вышибли дверь ногой. На столе нам сразу бросилось в глаза полицейское досье, а главное, пресловутая стопка бумаги. Мы бросились листать страницы. Там были первые, уже сыгранные сцены, а после эпизода в баре появлялась молодая женщина, одна, и произносила: “Час истины пробил. Имя убийцы…”
Фраза кончалась многоточием. И больше не было ничего. Пустые страницы.
– О боже, Джесси, ты был прав! – вскричал Дерек после секундного замешательства. – Харви понятия не имеет, кто убийца! Он ждет, что тот себя выдаст, прервав спектакль.
В эту минуту на сцену выходила Дакота, одна. И возвещала пророческим голосом:
– Час истины пробил.
Мы с Дереком опрометью бросились вон из гримерки: надо было остановить спектакль, пока не случилось чего-нибудь страшного. Но было поздно. Зал погрузился в непроглядную черноту. В черную ночь. Свет падал только на Дакоту. Когда мы подбегали к сцене, она начинала вторую фразу:
– Имя убийцы…
Раздались два выстрела, и Дакота рухнула на пол.
Толпа взвыла. Мы с Дереком выхватили револьверы и кинулись на сцену, крича по радиосвязи: “Стрельба! Стрельба!” В зале зажегся свет, вспыхнула паника. Перепуганные зрители всеми силами пытались убежать, началось столпотворение. Мы не видели, кто стрелял. Анна тоже. И нам не под силу было удержать людской поток, рвавшийся наружу через все запасные выходы. Стрелок смешался с толпой. Возможно, он был уже далеко.