Ким срывается с места и бежит к ней.

Эпилог Август 2018 года

Эпилог

Август 2018 года

Лиам снимает солнцезащитные очки и кладет их в карман рубашки. Он смотрит вверх, на дом, где солнце отражается черным светом от занавешенных окон, приседает, чтобы приподнять край большого синего кашпо. Из своего укрытия тотчас выбегает потревоженная мокрица. Он хватает спрятанный там предмет и идет с ним к входной двери.

Внутри дома прохладно и гулко. Все в том виде, в каком Жаки оставили его прошлым летом, но внутри царит особая тишина, тишина затаившего дыхание дома, в котором никто не живет. Он чувствует отголоски моментов, которые провел в этом доме: беззаботный смех, отскакивающий рикошетом от белых стен, звон бутылки вина, вынимаемой из холодильника на кухне, тяжелые шаги собачьих лап по каменному полу, запах духов Скарлетт, странный запах старушечьих духов, которыми она пользуется. Это все еще здесь, но приглушено, словно в сказке, призрак затерянного, заколдованного мира.

Но в неподвижном воздухе дома присутствует кровь: дурманящий, ядовитый миазм смерти. Лиам переходит из комнаты в комнату, и в его голове мелькают сцены. Жуткие воспоминания о той ночи в прошлом году, в конце января, когда ему позвонила Скарлетт. Отчаяние в ее голосе.

— Бубс, ты мне нужен. Случилась нехорошая вещь. Пожалуйста, приходи.

Конечно же, он поспешил к ней. Он никогда не терял ни секунды, когда дело касалось Скарлетт. Она была его жизненной силой, смыслом его существования. Он был ничем до Скарлетт, а после нее он снова превратится в ничто. Когда он бывал ей нужен, он оживал, как марионетка, извлеченная из коробки. Он нашел ее на шезлонге у бассейна. Она сидела, крепко обхватив себя руками, и тихонько покачивалась.

— Мне кажется, — сказала она, — мне кажется, меня изнасиловали.

Она не сказала ему, кто, когда, как, где. Только это.

Мне кажется, меня изнасиловали.

Лиам почувствовал, как его мягкое ядро отвердело. Каждая клетка его физического существа жаждала убивать. Если понадобится, голыми руками.

Он остался на ночь, потом на следующую и еще на одну, ожидая, когда Скарлетт ему все скажет. Его отец постоянно звонил ему, требуя, чтобы он вернулся на ферму, настаивал, что он им нужен. Но Скарлетт нуждалась в нем больше, и ничто, даже угроза отлучения от семьи, не могло заставить его бросить ее одну. В течение нескольких недель он пристально смотрел на всех, с кем пересекался, на каждого ученика, на каждого учителя, на мужчину в «Ко-Опе», на викария из приходской церкви. Кто… кто, ему отчаянно хотелось знать… кто это сделал с его девушкой? Кто из них посмел сделать ей больно, кто пытался сломать ее? Он прожил эти недели в плотном коконе пароксизма насилия, готового в любой миг взорваться.