Из кабины появляется Гис и качает головой.
– Его здесь нет, сэр.
Я делаю шаг в сторону Эсмонда.
– Давайте не будем всё усложнять. Я могу арестовать вас прямо здесь и сейчас, если захочу. Мы знаем, что Майкл жив и что вы пытаетесь его защитить. У меня тоже есть брат, и я вас понимаю. Но все кончено. И для всех будет лучше, если вы скажете всю правду. Лжи и так уже достаточно.
Эсмонд отворачивается, делает глубоких вдох, а потом тяжело и со всхлипом выдыхает воздух.
* * *
– А Сэм? – говорит Гарри. – Она сидит безвылазно в этом мавзолее днями и ночами. Ни работы, ни друзей, только и знает, что подтирать задницу Захарии да истово ждать, когда появитесь вы. Неудивительно, что она не вылезает из этой гребаной депрессии, неудивительно, что она ищет хоть какое-то утешение на стороне…
Еще не успев закончить фразы, Гарри понимает, что зашел слишком далеко.
– Простите, – запинается он, – мне не стоило это говорить…
Но слишком поздно. Слово не воробей.
– Значит, он твой… – Глаза Майкла превращаются в щелочки. – Ты это мне хочешь сказать?
– О чем… о чем вы говорите?
– Об этом гребаном ребенке – вот о чем.
– Твою мать, – Гарри с трудом сглатывает слюну, – я не знал…
– Она твоя мачеха, грязный ты извращенец…