— Какого пальца? — Адвокат покосился на него с недоумением. — Ты шутишь, парень?
— Да бросьте, я все знаю. Эта история давно вышла наружу, на собрании они вам просто подыгрывали. Секрет Полишинеля!
— Секрет кого? Никакого завещания в этой сделке нет. Владелец земли — чистой воды итальянец. Я сам оформлял эту покупку некоторое время тому назад, так что можешь быть уверен.
— И кто этот счастливчик?
— Не могу делиться такого рода информацией, — строго сказал адвокат и снова надел наушники. — Присматривай лучше за своей дворнягой.
* * *
Часы на колокольне пробили десять вечера, и клошар поучительно поднял палец: наслаждайся! С четверга до полудня субботы церковные колокола будут молчать. Маркус кивнул, глядя на тени от фонарей, качающиеся на белой стене. Фонари вывесил хозяин «Колонны», куда они забрели по дороге из гавани, чтобы выпить по последней. Хозяин был честным католиком и завалил всю витрину шоколадными яйцами и ломтями
Сиесту они с Пеникеллой провели в гавани, осматривая лодку, которую старик собирался спустить на воду в понедельник утром, оставалось только приладить новенький двигатель, покрасить борта и написать название. Два часа сиесты прошли незаметно под знаком двух огромных бутылей красного, которые клошар привез в гавань завернутыми в сено, на тележке, похожей на тачку для свежей рыбы, но оказавшейся каталкой для мертвецов.
— Разве это шествие, — сказал клошар, когда со стороны города донеслись радостные возгласы и органная музыка, шелестящая в динамиках. — Вот сардинцы, те умеют, у них как выбросило статую Христа на берег триста лет назад, так они ее и таскают по улицам, или Пресвятую Деву таскают, а следом бредут тетки и поют псалмы, покуда не обойдут все церкви в городе.
— Но у вас только одна церковь, — заметил Маркус. Он лежал на палубе, слегка наклоненной в сторону моря, отчего вино в оплетенной бутыли, стоящей рядом с ним, тоже наклонилось, показывая с севера зеленое дно.
— Раньше, бывало, процессия шла наверх, в поместье, ворота были нараспашку, а в парке, возле часовни, всех ждало угощение, — мечтательно произнес клошар. — А теперь что? Нет ни Стефании, ни часовни, ни традиций.
— Кому в наше время нужны традиции? В моем поколении они служат инструментом для манипуляций, так же как политкорректность или патриотизм
— Ты недоволен своим поколением? — Пеникелла сидел, прислонившись к переборке, и время от времени со стоном вытягивал затекшую ногу. Солнце светило им обоим в глаза, и клошар достал со дна рундука соломенную шляпу и кепку с козырьком. Шляпа, сказал клошар, принадлежала его отцу, поймавшему однажды сома весом в сто двенадцать кило.