Запереть все выходы из театра сумели уже после того, как значительная масса народа вывалила наружу и растеклась в разные стороны.

– Как мы выясним!.. – орал генерал полиции.

– Что? – орал на него другой генерал.

– Да пошли вы!

– Придется шерстить списки. А сейчас, по горячим следам обследовать здание и обыскать, опросить и обследовать всех, кто еще там остался!

– Что значит, обследовать?

– Да пошли вы!

Шоцкий оказался на улице вместе с первыми, выскочившими из театра. Винтовка с еще теплым дулом осталась запертой в каморке.

Километрах в пяти от музыкального театра, за железнодорожными путями уже много лет пылился заброшенный кирпичный завод, имеющий достаточно обширную территорию.

Туда-то и отправился Шоцкий после того, как покинул театр. Невдалеке от бывшей проходной завода стояла служебная машина Акбашева. Иван Владимирович проехал на территорию завода и спрятал свой автомобиль в глубине кирпичных руин.

Пройдя по территории завода, он вошел в один из пустых цехов, побродил по его немногочисленным коридорам и нашел то, зачем пришел, вернее, того к кому пришел. Исполняющий обязанности губернатора Ростовской области сидел между двух кирпичных столбов, прислонившись к стене на полусгнившем стуле, найти который здесь Ивану Владимировичу было не так просто. Акбашев был связан по рукам и ногам, рот был заклеен скотчем.

Шоцкий встал перед ним в чистом мундире, застегнутом на все пуговицы, с погонами полковника, на голове его красовалась фуражка, на груди орденская планка.

Он подошел и сорвал со рта Акбашева скотч.

– Что будешь делать? – откашлявшись, спросил Акбашев. – Что ты хочешь?

Шоцкий посмотрел ему в глаза и опустил голову.

– Я вижу, чего ты хочешь, – твердым голосом проговорил Акбашев. – С родней моей ты меня развел, красавец. Ты бы и пальцем их не тронул, не посмел бы. Нет, не из страха мести, или каких других последствий для тебя, просто, тебе бы совесть не позволила. Ты не такой, полковник. Как я попался? Вот ты волшебник! И не прослушивал ты меня! Вот он, профессионализм! Как у тебя голос поставлен! Как ты меня… просто приворожил. – Акбашев попытался рассмеяться. – Что ты хочешь, ответь? Мне уже все равно, я уже никому не скажу, но хоть, любопытство утолю. И просьба у меня к тебе одна будет.

– Что за просьба, Кама? – наконец выдавил Шоцкий.

– Хочу умереть, как мужчина. Стоя, свободно, лицом к смерти. Кем угодно меня можешь считать, самыми последними словами ругай, и другие пусть ругают, но никто, ни из друзей, ни из врагов никогда не скажет, что я не мужчина.

– А тех, кого ты кончал, ты слушал?