– Я хотел рассказать ему о Ниме Рите, – ответил Ковальски.

– То есть?

– Ты знаешь, – продолжал Юханнес, – что я долго поддерживал связь с Нимой. Я помогал ему деньгами и построил дом в Кхумбу. Но настал момент, когда мои заботы перестали что-либо значить. После гибели Луны жизнь Нимы пошла прахом, и он заболел окончательно. Пару раз мне удавалось до него дозвониться, и я не понимал ничего из того, что он говорил. Нима бредил. Все смешалось у него в голове, люди не выдерживали и нескольких минут его общества. Сванте не видел в нем никакой опасности, но осенью семнадцатого года все изменилось. Репортер журнала «Атлантик» Лилиан Хендерсон решила написать книгу о событиях на Эвересте. Эта Лилиан оказалась очень информированной. Она знала не только о романе Виктора и Клары, но и о связи Энгельмана с русским преступным синдикатом. Проверяла даже версию, что это Энгельман хотел убить Клару и Гранкина на Эвересте.

– Боже мой…

– Именно. Она сделала интересное интервью со Станом в Нью-Йорке. Он, разумеется, отвергал все обвинения, и не факт, что Лилиан удалось бы что-нибудь доказать. Тем не менее Энгельман понял, что он в серьезной опасности.

– Что же случилось?

– Лилиан упомянула, что собирается съездить в Непал к Ниме Рите. Тот, как я уже сказал, в общем, не представлял большой угрозы, так как считался невменяемым. Но опытный и информированный репортер, вроде Лилиан, сумел бы извлечь рациональное зерно и из его бреда.

– Что вы имеете в виду под рациональным зерном?

– Именно то, что разглядела Лилиан, – ответил Ковальски.

– И что же это?

– Мы беседовали с одним человеком из посольства в Непале, который читал листовку Нимы в Катманду. И там, среди прочего, усматривалось то, что это Стан поручил шерпе убить «мэмсахиб» в горах. Притом что Нима, конечно, говорил о черном ангеле, который отдавал ему приказания с небес…[39]

Ковальски многозначительно посмотрел на Катрин.

– Я поняла, – отозвалась та. – И вы считаете, что это правда?

– Да, мы так считаем, – подтвердил Ковальски. – Мы полагаем, что Стан мог использовать шерпу в качестве орудия мести.

– Все-таки мне трудно в это поверить.

– А вы представьте себе состояние Энгельмана, когда он узнал о заговоре Виктора и Клары против него.

– И что Нима? Как он на это отреагировал?

– Разумеется, отказался. Вся его жизнь, его работа до сих пор сводились к тому, чтобы спасать людские жизни, а не наоборот. И потом, когда Нима все-таки оказался причастен к ее смерти, он впал в безумие. Собственно, в этом нет ничего удивительного. Он не вынес чувства вины, которое, при его религиозности, приняло параноидальные формы. Когда осенью семнадцатого года в моей жизни объявился Янек, Нима уже предпринимал попытки публичного покаяния. Он хотел повиниться перед всем миром.