И тогда я понял. Она думала, что это сделал я. Что в этом была моя вина. Полагаю, осуждать ее за это было нельзя. К тому моменту я странно вел себя уже несколько недель. Почти не ел, не разговаривал, подолгу не приходил домой. К тому же в какой-то мере я действительно был виновен. Ведь это спровоцировал я. Все это.

Когда я на костылях и с металлом в своей раздробленной ноге вернулся домой, то обнаружил, что дом был вылизан до блеска, а в комнате Энни был сделан ремонт. Все было таким же, как раньше.

Я не пытался успокоить маму или рассказать ей, что на самом деле произошло. А она никогда не произнесла вслух того, что читалось в ее глазах: что она потеряла не того ребенка. Что на месте Энни должен был быть я. Мама притворялась до самой смерти, что любит меня.

А я притворялся, что не знаю, что это не так.

Я кашлянул. Моя голова кружилась от боровшихся в ней друг с другом мыслей.

– Ты хочешь, чтобы я тебя поблагодарил? – спросил я.

Хёрст покачал головой:

– Нет. Я хочу, чтобы ты взял все это, – он указал на лом и галстук, – и швырнул в реку Трент. А затем я хочу, чтобы ты убрался отсюда на хрен и никогда не возвращался.

Я ощутил тошноту. Такую, которую обычно ощущают проигравшие, когда видят карты противника и понимают, что облажались и что им конец. Ну, почти конец.

– Полиция будет задавать вопросы и тебе. О том, почему вы меня перенесли. И почему ты решил признаться в этом только сейчас. Фальсификация улик на месте ДТП. Это преступление.

Он кивнул.

– Но я был просто ребенком. Это была идея отца. А теперь я стал старше и мудрее, и это заставило меня переоценить случившееся. Я решил очистить свою совесть. Если придется, я навру с три короба. И мне поверят. Я – уважаемый человек в деревне. А ты? Только взгляни на себя. Отстранен от своей нынешней работы. Подозрение в краже в старой школе. Тебя сложно назвать образцовым гражданином.

Он был прав. К тому же что, если они начнут задавать еще больше вопросов? Опять осмотрят место происшествия? Поднимут отчет о ранах отца?

– Так что, – сказал Хёрст, – полагаю, мы оказались в ситуации, которую принято называть патовой.

Кивнув, я встал и, осторожно завернув лом и галстук, уложил их обратно в сумку. Выбора не было. Я достал телефон.

Хёрст удивленно посмотрел на меня:

– Ты все равно позвонишь в полицию?

– Нет.

Выбрав нужный номер из списка контактов, я поднес телефон к уху. Она ответила сразу: