– Я все же не могу понять… – пробормотал Виктор.

– Меня зовут Войтич Скала, люди прозвали меня Демоном, но я не тот и не другой. Я – частица этого мира. Рано или поздно вы ощутите мир так, как ощущаю его я, а я, в свою очередь, буду ощущать мир по-вашему. И все, что я сделал, сделаете вы. Я – ваше наказание, и я обязан совершить как можно больше зла, чтобы наполнить мир опытом как можно большего зла. В конце концов, кто-то должен это сделать.

– Но, следуя вашей логике, – сказал Виктор, – вы рано или поздно станете жертвой.

– Именно об этом я и говорю. Разве не ясно, почему я срезал лица и натягивал их на себя? Я хотел примериться, хотел посмотреть, как это будет, когда я перейду на другую сторону. Видите ли, доктор Косарек, когда я говорю, что однажды надену ваше лицо, я действительно это сделаю. Я стану вами, а вы станете мной.

13

Некоторое время Виктор сидел в тишине, наблюдая за пациентом, пристегнутым стальными обручами к креслу. Он не знал, как дальше построить сеанс.

– Кстати говоря, – нарушил молчание Скала. – Я вернулся в школу спустя годы.

– Неужели? – заинтересованно спросил Виктор.

– Да, представьте. За эти годы ничего не изменилось, в школе, как и прежде, перевоспитывали «заблудших». Я вернулся туда, когда уже выполнял свою дьявольскую миссию, и на моем счету было не меньше десятка жертв. Первым делом я пошел в лес и нашел свой дворец, свой обветшалый сарай, в котором провел столько спокойных часов. Все эти годы никто не заглядывал в него, и мои маленькие сокровища были на месте, не исключая камешка брата Эрно. Я поселился там, рассчитывая провести в окрестностях школы неделю, не больше, мне бы этого хватило с головой. Я несколько раз посещал школу. Я помнил каждый закоулок со времен обучения и мог проникать на территорию незамеченным. Как вы понимаете, я нанес визит каждому из четырех братьев, напомнил о былых деньках, проведенных вместе. По мере того как неделя подходила к концу, мне пришлось соблюдать осторожность, потому что начались поиски исчезнувших иезуитов.

В последнюю ночь, самую лучшую из всех, я пришел в келью брата Эрно, в ту келью, где он насиловал меня все школьные годы. Но вот что странно: когда я включил свет, он явно испугался, увидев меня. Но потом он меня узнал, и выражение его лица изменилось.

– Что же на нем было написано?

– Покорность. Смирение. Понимание. Он как будто ждал меня или кого-то из мальчиков, кто пришел бы отомстить. Он не двигался и не молил о пощаде, когда я начал его душить. В его глазах было прощение, и это оскорбило меня больше всего: брат Эрно, насильник, осмелился думать, что может простить меня. Поэтому я не стал убивать его там, в келье… – Скала сделал паузу и вызывающе улыбнулся. – Вы бы видели его лицо в тот момент, когда он очнулся. Покорность как ветром сдуло. Поясню, что я вытащил его за пределы школы и, очнувшись, он обнаружил себя голым и связанным в сарае посреди леса. Поначалу он меня не узнал, потому что я натянул на себя лицо брата Ференца. «Вы же не думали, что я вас так легко отпущу? – сказал я. – Вы же не думали, что ваши страдания так быстро закончатся?» И я начал работать над ним. Это была неспешная работа. Я творил деликатно и кропотливо. Тщательно дозированные пытки, чтобы брат Эрно оставался в сознании. Приступая к работе, я описал ему масштаб предстоящего. И напомнил ему историю о бабочке и каменном солнце.