Вацлав Бартош подошел ближе и быстро осмотрел тело.
– Она уже не могла этого почувствовать, – сказал он, указывая на темные провалы на месте глаз. – Судя по всему, он сломал ей шею, это и стало причиной смерти. Все остальное – я имею в виду ампутированную ногу и вырезанные глаза – было сделано уже после смерти. Вот почему так мало крови. Он ткнул ее ножом в живот, но внутренние органы остались при ней. Могу предположить, что трофеями убийцы стали глаза – он, вероятно, прихватил их с собой. – Доктор выпрямился. – Хоть это отличается от двух последних убийств, я полагаю, что это работа Кожаного Фартука.
– Почему? – спросил Новотны. Его и без того бледное лицо побелело еще больше.
– Такое же уверенное владение ножом. И к тому же он сам сообщил нам об этом. В записке было: «Привет из ада». Это очевидная ссылка на лондонского убийцу, который в свое время отправил письмо под названием «Из ада» полицейскому, расследующему его дело. А чтобы доказать, что отправитель именно Джек Потрошитель, он соорудил небольшую посылку, только в его случае это была не нога.
– И что же в ней было? – спросил Новотны.
– Печень жертвы.
Сержант побледнел еще сильнее.
– Как вы думаете, есть ли какой-то символ в том, что убийца сделал с ее глазами? – спросил он, старательно избегая взглядом обезображенного лица.
– Во всем, что он делает, – ответил Бартош, – есть символика. Но не знаю, что это может означать.
– Зато я знаю, – сказал Смолак. Он осмотрел маленькую комнату. Все вещи лежали на своих местах, но торшер стоял не на месте – его передвинули из ниши, где собирались тени, к столу. – Он говорит нам, что Цора видела его. Он говорит нам, что она могла бы узнать его.
12
12– Вы кому-нибудь рассказывали об этом? – спросил Виктор. – Кому-нибудь в школе или родителям?
– Неужели вы думаете, что это кого-то волновало? У нас такое происходило все время. Я был не единственным, с кем брат Эрно проделывал это. В любом случае, мои родители мне бы не поверили. Они бы сочли мое признание оскорблением Святой церкви и веры и еще одним доказательством моего морального разложения.
– Это продолжалось?
– Да, три года. Один раз, может быть, два раза в месяц. Видите ли, у него были и другие мальчики. Он соблюдал очередность.
– Как вы справились?
– Я погрузился в себя, в ту новую реальность из яркого света и теней, которые формировались вокруг. Я знал, что должен выбрать между светом и тенью. Я выбрал тень. Я выбрал сатану-революционера, но не тирана Бога. В уме я рисовал грандиозные картины мести, картины невообразимых страданий, причиненных не мне, но мной. Я вырос, стал сильнее. Хитрости мне было не занимать. Всякий раз, как только выпадал шанс, я исследовал границы школьной территории, искал лазейки. Однажды ночью я незаметно ушел в лес. Там была кромешная тьма. Я набрел на ветхое деревянное строение, что-то вроде сарая для дров, и сделал его моим секретным убежищем. Я убегал туда при любой возможности, стараясь прихватить с собой всякие полезные вещицы. Понятно, что ничего своего у меня не было, и я занимался воровством. А чтобы отвлечь от себя подозрения, я подкидывал ворованное в шкафчики других мальчиков. Однажды брат Ференц устроил шмон, а потом провел показательную порку одному из мальчишек. Он чуть не убил его. Многие плакали, наблюдая за этим.