Я вспомнил лихорадочное самозабвение, с которым Элисон в то утро пятницы позвонила в школу и на работу, нашла лабораторию в Уильямсбурге, пока я спал. Тогда же она связалась с врачом. Я даже видел его номер в списке звонков, но не придал этому значения.

– Я надеялась, что это киста, забившаяся пора или что-нибудь в этом роде, – продолжала Элисон, – но доктор в то же утро нашел в своем плотном графике для меня место и прямо в кабинете сделал маммографию. Так я узнала, что у меня опухоль.

– Ох, Элисон, – как можно нежнее сказал я, – ну почему ты мне ничего не сказала?

– Я собиралась… в тот же вечер… но… не знаю. По дороге домой мне в голову пришла мысль, что я страшная эгоистка. И мне захотелось, чтобы хотя бы один из нас полностью сосредоточился на Эмме, а не отвлекался на… на что бы то ни было. Надеюсь, ты догадываешься, как отчаянно мне хотелось тебе обо всем рассказать. Безумно хотелось. Хотя бы чтобы поплакать у тебя на плече. Но я чувствовала, что не могу.

– Понятно, – только и мог сказать я.

Это действительно было понятно. Я не только понимал Элисон, но и сам, вероятнее всего, на ее месте поступил бы точно так же.

Она вымученно улыбнулась и сказала:

– Спасибо.

– А сестрам ты обо всем рассказала, да? – спросил я, хотя заранее знал ответ.

Они покрывали ее в тот день, когда она якобы уснула, а потом еще полдюжины раз.

– Да. У меня просто не было другого выхода. Не могла же я привезти Сэма прямо сюда, чтобы он потом забросал меня вопросами. Маму последние события, конечно, подкосили, но вот Карен просто тянула лямку и, как всегда, оказалась на высоте. Помогла мне разобраться со страховкой и решить кучу других вопросов, а еще брала на себя Сэма каждый раз, когда я ездила к врачу.

– Значит, он не…

– Упаси бог. Нашему мальчику и без того досталось, чтобы еще думать о больной матери. Первый раз я пришла на прием к онкологу… дай подумать… в четверг, только не в прошлый, а в позапрошлый. Ее зовут Лори Ликхольм, она мне очень понравилась. Осмотрела меня, взяла на анализ кровь и назначила пункционную биопсию. Ее мне сделали в минувшую среду.

Иными словами, в тот день, когда я кипятился по поводу исчезновения Денни Пальграффа, Элисон в грудь вонзали огромную, толстую иглу.

– И что же? – это был вопрос, который я все время хотел задать, но боялся ответа. – Результаты анализов готовы?

Элисон мрачно кивнула.

– Моя болезнь называется «протоковая карцинома молочной железы». Если хочешь, можешь посмотреть в «Гугле». Доктор Ликхольм сказала, что это самая распространенная форма рака груди.