На следующий день я проснулся с чувством, которое можно было назвать эмоциональным похмельем. Моя хрупкая система восприятия под высоким напряжением окружающего мира подверглась слишком большим перегрузкам. Даже краски за окном поблекли наутро после того, как я узнал, что моя жена больна.

Я должен был бы испытывать некоторое облегчение от того, что Элисон ничего не замышляла за моей спиной, что Пол Дрессер не собирался у меня ее отнять, что каким бы скверным ни было создавшееся положение, мы все равно были вместе. Но подобные утешительные мысли свела на нет острая боль, вскоре пришедшая им на смену.

Самым серьезным кризисом, угрожавшим здоровью кого-нибудь из членов нашей семья, до сих пор было мое ранение. Да, было много шума, крови и переживаний, но в конечном счете речь шла всего лишь о физике. О простом законе ньютоновской физики, который в данном случае сводился к тому, что пуля, обладавшая некоторым импульсом, ударила меня в грудь, передала свою кинетическую энергию плоти, нанесла значительный ущерб скелетно-мышечному аппарату и вылетела с другой стороны. Не успел я осознать, что ранен, как весь вред организму уже был нанесен. Выздоровление, аналогичным образом, тоже носило чисто механический характер. Тайны из моего состояния никто не делал, и как бы больно мне ни было, мысль о том, что худшее уже позади, приносила некоторое утешение.

Здесь же все было гораздо страшнее. Рак похож на пулю, которая убивает вас долгие месяцы и годы. И момент, когда пуля попадает в человека, это только начало. И никто понятия не имеет, насколько серьезной окажется рана.

Более того, для ответов на самые животрепещущие вопросы используется непостижимая терминология квантовой физики. Давать какие-либо гарантии не представляется возможным. В отношении конечного результата можно лишь строить прогнозы, варьирующиеся в самых широких пределах, от весьма терпимого до совершенно немыслимого. Хотел бы я увидеть человека, которому приносит утешение изучение статистики онкологических больных в пяти- или десятилетней перспективе.

Если в то утро мне что-то и помешало окончательно расклеиться, так это строгий наказ Элисон, напомнившей о моем обещании делать все возможное для освобождения Эммы.

До слушаний по «приговору Маркмена» оставалось два дня. Моя команда с головой ушла в подготовку к ним, поэтому, приехав в тот день в обычное время, я обнаружил, что все уже на местах.

Я начал просматривать ходатайства, чтобы присоединиться к процессу. Ближе к полудню позвонила миссис Смит. Я подумал, что у стороны ответчика снова вопрос по поводу фотографий, или видео, или еще какая-нибудь незначительная проблема.