— Ни того, ни другого. Обычное рабочее место.

— Ну что ж, я так и думал, что мы — разные люди. Понимаете, там внизу, в зале, находится самый могущественный человек на Земле, и он полагается на меня, хотя, честно говоря, я отнюдь не гений. Я просто слежу, чтобы машина работала. Я смазываю маслом детали, чтобы крутились колеса.

— Ну что ж, это тоже нужно, — кивнул Кендрик.

— Вот именно — нужно! Просто необходимо. Так вот, с тех пор, как я здесь, все мне кланяются, как индюки, растягивают рты до ушей и говорят всевозможные льстивые слова, хотя по их глазам я вижу, что они с удовольствием всадили бы мне пулю в голову. Я уже раньше прошел через это, меня это не беспокоит. Но тут появляетесь вы и предлагаете мне убираться к такой-то матери. Да, это что-то свеженькое. И, честно говоря, мне нравится то, что вы испытываете ко мне неприязнь, а я к вам. В этом есть какой-то смысл.

— Какой-то извращенный смысл, я думаю. Впрочем, вы и в самом деле извращенец.

— Почему? Потому что я говорю прямо, а не хожу вокруг да около? Безудержная лесть и лизание задницы — пустая трата времени. Если бы я мог избежать того и другого, мы бы достигли в десять раз большего, чем сейчас.

— Вы когда-нибудь кому-нибудь давали это понять?

— Я пытался, конгрессмен, пытался. И знаете что? Мне никто не верит.

— А вы бы сами поверили, если бы были на их месте?

— Может быть, нет, а может быть, и да, если бы они заставляли вертеться как следует колеса машины в этом сумасшедшем доме. Подумайте об этом, Кендрик. У моей извращенности есть и другая сторона.

— Я не интересуюсь патологиями, — буркнул Эван. — Однако наша беседа облегчает для меня ситуацию.

— Облегчает? А, тот сюрприз, который вы собираетесь мне преподнести?

— Да, вы очень догадливы. Видите ли, до определенной черты я буду делать то, что вы от меня хотите — за некоторую плату, естественно. Это мой договор с дьяволом.

— Вы мне льстите.

— И не собирался. Лизанье чьей-либо задницы — не мое хобби. Как я вас понял, я «деструктивен» потому, что поднял шум по поводу некоторых вопросов, которые меня довольно сильно волнуют, и то, что вы слышали, вам сильно не по душе. Я прав пока?

— Правы до последнего дюйма, малыш.

— И вы уверены, что на этом я не остановлюсь, что не то еще будет, и именно от этого вас бросает в дрожь. Опять правильно?

— Совершенно правильно. Я не хочу, чтобы что-то мешало президенту. Он нас вытащил из глубокого застоя, мы оседлали сильный чинокский ветер, и это прекрасно.

— А посему вы хотите от меня две главные вещи, — быстро продолжал Эван. — Первое — чтобы я как можно меньше говорил, а еще лучше, чтобы вообще молчал обо всем, что ставит под вопрос мудрость вашей так называемой государственной машины. Я близок к сути?