— Это немыслимо, — свистящим шепотом проговорил Мендель, сжимая в пальцах очки.

— Подождите минутку, — вмешался Гидеон Логан, массивная голова склонена набок, глаза все еще не отрываются от чеха. — Вы предположили, что «приступ» Ванфландерена мог быть чем-то совсем другим. Что заставляет вас подозревать это?

— Впервые у меня возникли подозрения, когда я узнал, что через час после того, как тело поступило в морг, миссис Ванфландерен отдала приказ о его немедленной кремации, заявив, что у них якобы было взаимное соглашение об этом.

— И вышеназванная процедура полностью исключила какую-либо возможность аутопсии, — адвокат Лоувел кивнула головой, разъясняя очевидное. — А что о связи с палестинцами, Милош?

— Прежде всего — совпадения во времени. Спортсмен, здоровяк, без каких-либо намеков на перенапряжение в прошлом, вдруг умирает меньше чем за двадцать четыре часа после налетов на дома Кендрика. Затем, конечно, то, что я узнал о широких связях миссис Ванфландерен на Ближнем Востоке; к этому меня подтолкнула наша краткая беседа с ней в последнюю встречу. Вот факты, которые следователи из Федерального бюро в ближайшие дни соберут и сопоставят и, если они окажутся действительно важными, отыщут вероятную причину, которая связывала их с убийствами.

— Но если Ванфландерен действительно связан с террористами, почему его убили? — спросил озадаченный Сандстром. — Он был одним из тех, кто держал в руках поводья.

— Я отвечу на это, Эрик, — проговорила Маргарет Лоувел. — Лучший способ избавиться от улик — уничтожить их. Убивают курьера, а не того, кто послал записку. Таким образом вдохновитель всего оказывается вне досягаемости.

— Это уж чересчур! — воскликнул Джекоб Мендель. — Могут ли высшие правительственные сферы быть скопищем таких подонков?

— Мы прекрасно знаем, что могут, друг мой, — ответил ему Уинтерс. — Иначе мы с вами не занимались бы тем, чем мы занимаемся.

— В этом вся трагедия, — проговорил финансист, покачивая печально головой. — Такая многообещающая нация и так прогнила изнутри. Они готовы преступить все правила, все законы. Ради чего?

— Ради своей шкуры, — невозмутимо отозвался Гидеон Логан.

— Что, по-вашему, произойдет, Милош? — спросила Маргарет Лоувел.

— Если мои выводы не беспочвенны и запрет на информацию в самом деле действует, я полагаю, что будет состряпана история, объясняющая факты, где не будет места даже намеку на возможность контакта между террористами и государственными чиновниками. Найдут козла отпущения, желательно уже покойного. Вашингтон не может позволить себе действовать иначе: полетит к чертям вся внешняя политика.