Это шок.

– Никогда? Тогда зачем ему поручили дело Веры? – Но я уже знаю это. Они подстроили, чтобы Спаркс получил это дело, потому что Уэлдон знал: тот ничего не сделает и провалит защиту Веры. Вероятно, так и было бы, если б Вера не позвонила Гвен в день смерти своей матери. Никто не понял, что происходит. Поэтому я задаю вопрос, который действительно тревожит меня: – У него они в безопасности?

Фэйруэзер не сразу отвечает на этот вопрос, и это меня отнюдь не успокаивает.

– Я знаю, что он не мог участвовать в планах похитителей. Уэлдон не верит ему, и Карр тоже, – наконец говорит детектив. – Но это не означает, что он мне нравится. Каким человеком надо быть, чтобы заставить свою сестру работать домоправительницей и называть ее вымышленным именем?

Мне требуется секунда, чтобы осознать, что речь о миссис Полл.

– Ты шутишь!

– Хотел бы я, чтобы это было шуткой… Но это скорее какой-то готический триллер, и этот дом – самое подходящее место для такого. Возможно, он со своей сестрой… – Фэйруэзер умолкает и пожимает плечами: – Кто их знает?

– Нам надо вернуться, – настаиваю я. – Немедленно.

Теперь меня еще сильнее терзает необходимость забрать оттуда свою семью.

– Мы уже выехали из города, – говорит он. – И обратно не повернем. – Снимает с пояса рацию и включает ее: – Десять – тридцать четыре [15], десять – тридцать четыре, немедленно отрядите эскорт окружной полиции. Детектив Фэйруэзер, агент ФБР Люстиг и одно гражданское лицо находятся…

Выстрел направлен почти прямо навстречу нам. Он пробивает лобовое стекло; со своего места под панелью я не вижу этого, но слышу. Фэйруэзер роняет рацию, восклицает: «Черт!» – и дергает руль влево, а потом вправо. На секунду мне кажется, что его даже не задело выстрелом… но это не так. Пуля попала ему чуть ниже ключиц, по центру груди, и пробила тело насквозь. Входное отверстие довольно большое. Кровь заливает его рубашку, проступая через хлопковую ткань. Крахмальная белизна прямо на глазах уступает место ярко-алому цвету. Фэйруэзер смотрит сверху вниз на собственное тело, не совсем осознавая, что произошло. Я приподнимаюсь и, когда его руки бессильно падают, перехватываю руль, изо всех сил стараясь выровнять машину, которая начинает рыскать, разворачиваясь по широкой дуге. Детектив убирает ногу с педали газа, но это гибельный инстинкт: если мы сейчас остановимся, нам конец. В лесу кто-то прячется, и если мы не проедем мимо, то они продолжат стрелять, пока не превратят нас в швейцарский сыр.

Глаза Фэйруэзера закатились, дыхания нет; кровь, текущая из раны в груди, уже прекратила пульсировать. Он мертв. Я ненавижу эту математику.