— Мистер…
— Годдард, — ответил он. — Это моя дочь.
— Что с ней произошло? — спросила сестра.
— Я не знаю. Не знаю. — Он сглотнул. — Я нашел ее в ванной. Она истекала кровью… оттуда… снизу…
— Вагинальное кровотечение?
Он кивнул, пытаясь разглядеть, что делает врач. Но врачей было так много, они все толпились вокруг, закрывая ему обзор…
— Как зовут вашу дочь? — прозвучало снова.
Когда она была совсем маленькой и еще не могла произнести свое имя, она называла себя Лиль-Бит. Так это имя и прилипло к ней. А когда выросла, он отбросил вторую часть и остался единственным, кто называл ее Лиль. Остальные обращались по-другому.
— Элизабет Годдард, — ответил Джордж. — Бет.
Прошлой ночью Бекс приснился шедевр, который она долго вынашивала в голове. Это был эмбрион, состоящий из пикселей, свернувшийся калачиком на боку. Белое пространство, на котором контур тельца без ручек и ножек создавал оптическую иллюзию — профиль человека. А подойдя ближе, узнаешь
Она совершенно не удивилась, что именно сегодня ее посетило вдохновение. Только вчера она завершила последний заказ. Пора было браться за новый.
Бет уже позвонила Хью, поздравила его с днем рождения, допила свой чай. Тело ее гудело от предвкушения, как у ребенка, который ждет наступления Рождества. Она была намерена смаковать каждую секунду этого утра, дергать, как скрипичную струну, позволяя ей петь внутри себя.
В кладовке, в ее студии, где она хранила краски, скипидар, кисти, была небольшая филенка. Если надавить на нее пальцем, то открывался тайник. Он был оборудован в доме изначально, и она понятия не имела, как его использовали предыдущие владельцы. Быть может, в качестве сейфа или тайника для любовных писем? Бекс же хранила внутри коробку из-под обуви, ту, которую она сейчас достала и поставила на свой рабочий стол.
Внутри лежал невероятно маленький голубой хлопчатобумажный чепчик, больничный браслет с надписью: «МАЛЬЧИК, МАКЭЛРОЙ». А еще, самое важное, фотография — уже пожелтевшая, в зеленых и ржавых тонах, которые у нее ассоциировались с семидесятыми. Это было в 1978-м, на фото — четырнадцатилетняя Бекс на больничной койке с новорожденным Хью на руках.
Бекс могла прервать беременность — тогда аборты были разрешены, — но мама, истовая католичка, отговорила ее. И предложила решение, которое стало их семейной тайной. С того момента, как Бекс выписали из роддома, она уже была Хью не матерью, а сестрой. Отец нашел работу в другом штате, и они переехали, заметя´ следы так тщательно, что иногда Бекс сама забывала правду. Был момент, после смерти матери, когда Бекс подумывала о том, чтобы рассказать все Хью. Но испугалась, что он может разозлиться и возненавидеть ее. Рисковать она не хотела.