Войдя в дом, я услышал голоса в столовой – Вулф беседовал с Фрицем – и сразу прошел в кабинет. Первое, что бросилось мне в глаза, были четыре десятидолларовые банкноты, лежавшие под пресс-папье на моем письменном столе. Я не стал к ним прикасаться, а направился в столовую и сказал «добрый день», хотя мне он добрым вовсе не казался.

Вулф кивнул, продолжая накладывать на свою тарелку креветки из кастрюльки, над которой клубился пар.

– Добрый день. Сорок долларов, которые лежат на твоем столе, можешь вернуть в сейф. Никаких расходов Сол не понес, и я заплатил ему шестьдесят долларов за шесть часов работы.

– Но ведь он меньше восьмидесяти в день не берет! – изумился я.

– В данном случае не захотел. Поначалу он вообще отказывался от денег, поскольку дело это наше личное, но я настоял. Кстати, креветки по-бордоски приготовлены не с луком, а с чесноком. На мой взгляд, это придает им более тонкий вкус, но Фриц хочет знать и твое мнение.

– С радостью. Что ж, запах и правда восхитительный, – произнес я, садясь за стол.

Наверное, у нас с Вулфом в тысячный раз возникла ситуация, в которой требовалось определить, кто кого переупрямит. Вулф наверняка рассчитывал, что я взорвусь, начну качать права и настаивать на том, что должен знать, где, почему и зачем Сол пропадал в течение шести часов, и тогда Вулф снисходительно объяснит, что вчера вечером его осенила очередная гениальная догадка, но он не знал, где я пропадаю, а потому был вынужден обратиться к услугам Сола. Хотя меня так и распирало, я сдержался, чтобы не доставлять ему удовольствия. Взамен я решил полакомиться креветками по-бордоски с чесноком вместо лука. Вдобавок я успокоил себя мыслью, что затея Вулфа потерпела крах, поскольку Сол уже вернулся, отчитался и получил свой гонорар. Должно быть, Вулф предпринял этот ход, осознав, что вчера вечером зря проявил ослиное упрямство и отказался принять делегацию поклонников Сью. Итак, мне оставалось лишь терпеть и не сдавать своих позиций. Тем более что я и сам вовсе не горел желанием отчитаться перед ним, чем занимался накануне вечером и этим утром.

Покончив с ланчем, Вулф протопал в кабинет, устроился в своем любимом кресле и уткнулся в «Мою жизнь в суде», а я выдвинул картотечный ящик и принялся заносить в карточки свежие данные о сроках проращивания луковиц. Без одной минуты четыре Вулф отложил книгу в сторону и поднялся в оранжерею на вечернее свидание с орхидеями. Я с трудом подавил в себе желание выхватить из ящика «марли» 32-го калибра и всадить ему пулю в зад!

Сидя за своим столом, я просматривал вечерний выпуск «Газетт», когда услышал до боли знакомый скрежет. Я даже не поверил собственным ушам. Быть такого не может! Лифт. Я кинул взгляд на свои часы: половина шестого… Беспрецедентный случай. Никогда такого не было. Когда бы Вулф ни переступал порога оранжереи, он проводил в ней ровно два часа, кто бы его внизу ни дожидался. В случае, если ему что-то срочно требовалось, он звонил по внутреннему телефону мне или, когда я отсутствовал, Фрицу. Я отложил газету в сторону, встал и выскочил в прихожую. Лифт резко остановился, и Вулф, отворив дверцу, вышел из него.