– Что? – крикнула она и шагнула к нему. – Что ты со мной сделаешь, Абео?

Он двинулся к ней, но его остановил голос Чинары:

– Прекратите! Я не буду ничего делать. Вы сказали, что она согласна на обрезание. Вы мне солгали. Я не работаю без согласия обоих родителей. Я вас предупреждала.

– Мы договорились, – возразил Абео. – Я договорился. Все, что здесь происходит, наше с ней дело. Это не имеет отношения к чистоте Симисолы.

– Договор перестал действовать, как только мать сказала, что позвонит в полицию. Все кончено. Я не буду ее резать. Ни сегодня, ни вообще.

Лицо Абео застыло. Монифе показалось, что его хватит удар. Сими подбежала к ней, и Монифа опустилась рядом с ней на колени.

– Я купил все, что вы сказали, – голос Абео звучал угрожающе. – Я потратил деньги. Я дал вам деньги. Вы должны…

– Я. Ничего. Не должна. Уходите отсюда. Все. Немедленно.

– Я сказал вам, чего хочу, – настаивал Абео.

– А я сказала, что этому не бывать, – ответила Чинара. – Так что вы уходите, и уходите немедленно. Или я сама позвоню в полицию. И арестуют вас. Вон отсюда!

В наступившей тишине у Монифы мелькнула мысль, что Абео сейчас бросится на женщину. Но он опустил взгляд, резко повернулся, схватил Монифу, поднял с колен и толкнул к двери. Потом проделал то же самое с Симисолой.

Через несколько секунд они были уже в коридоре, и Чинара захлопнула и заперла за ними дверь. Абео заставил жену и дочь войти вместе с ним в лифт.

– Она едет в Нигерию, – сказал он Монифе.

Вестминстер Центр Лондона

В половине одиннадцатого Доротея Гарриман сказала, обращаясь к ним обоим: