Он вздохнул:

– Моего брата. Я видел, как он исчез в толпе… Я пытался его догнать.

«Так и знала, что не нужно было ему доверять», – мгновенно подумала Коломба, но сразу сказала себе: «Это моя вина».

– О’кей, – решила она. – Переночуем в какой-нибудь гостинице, а завтра вернемся домой.

– Пожалуйста, КоКа, нет.

– Что значит «нет»? Ты соображаешь, что сейчас произошло?

– Просто момент слабости.

– А что будет в следующий раз? Попадешь под трамвай? Собьешь кого-нибудь на своем «делориане»? Я бы посадила тебя на поезд, если бы не знала, что там тебе станет еще хуже.

– Умоляю, не бросай все из-за меня. Ведь мы проделали такой путь.

Их внимание пытался привлечь какой-то лысый мужчина в очках. Этот почти двухметровый здоровяк с необъятным пузом держал в руках чемоданы, которые Коломба бросила в погоне за Данте.

– Это ваше? – спросил он по-английски.

– Да, – ответила Коломба, вырывая у него багаж. – Спасибо.

Мужчина продолжал смотреть на нее.

– Я сказала спасибо, – повторила Коломба. – Данте, как по-английски будет «проваливай ко всем чертям»?

– Я плохо знаю ваш прекрасный язык, – сказал лысый на ломаном итальянском. – Но если хотите, могу перевести на немецкий. Хотя слово «чертям» мне незнакомо, я вас понял. – Он широко улыбнулся и, протянув руку Данте, перешел на английский: – Я бежал за вами от самой Потсдамской площади. Меня зовут Андреас Хубер, я журналист из «Инспектора». Рад познакомиться, господин Торре.

Щеки Данте горели от пощечин, пиджак был изорван, а брюки измазаны в грязи. Он подумал, что достиг крайней степени унижения.

7

7

Они сели на веранде принадлежащего туркам бара неподалеку от КПП «Чарли» или, скорее, его реконструкции: по сторонам будки стояли два одетых как советский и американский пограничники актера, селфи с которыми обходилось туристам в два евро.

Сжимая лохмотья своего пиджака а-ля «Дюран-Дюран», Данте плюхнулся на сиденье. К счастью, в баре продавались сигареты, и он дымил как паровоз, открывая рот, только чтобы заказать водку со льдом и перевести термины, непонятные Коломбе. По-английски он говорил несравненно лучше, чем она.