Фон Пост покачал головой, когда Ребекка в очередной раз предложила наполнить бокалы. Она и сама понимала, что выпито достаточно.

– Но если это так, – задумчиво продолжал фон Пост, – то Кируна серьезно больна. И метастазы разрастаются.

– А мы так медленно реагируем, – согласилась Ребекка.

– Но что мы… мы должны что-то делать, – растерянно пролепетал фон Пост.

Ребекка заглянула в пустой бокал.

«Только не я, – подумала она. – У нас не хватит ресурсов отрубить все щупальца этому монстру. Фон Пост не понимает, насколько все сложно. Сколько времени это может занять. Мне предложили работу, я продам дом и перееду. Не смогу спокойно смотреть на то, что происходит».

От этих мыслей становилось легче, несмотря на гложущее чувство вины. Это больше не ее расследование. Весь этот ужас – не ее проблема.

– Времени первый час, – сказала Ребекка. – У тебя завтра трудный день.

Фон Пост поднялся и покрутил плечами, разминаясь. Поймал ее взгляд.

– Что касается Меллы, мы не теряем надежды. Если кто и выживет после выстрела в голову, то это она.

* * *

Проснувшись, Роберт Мелла на какую-то долю секунды почувствовал себя бодрым и отдохнувшим, прежде чем вспомнил, где находится и что произошло. Он лежал на больничной койке рядом с Анной-Марией. В ее горле больше не было трубки. На экране осциллографа шла уверенная зеленая кривая. Четверть четвертого ночи, и в палате темно. В коридоре слышны осторожные шаги и приглушенные голоса медперсонала.

Роберт протянул руку, нащупал пальцы Анны-Марии. Они были теплыми, но вялыми и безжизненными и не отреагировали на его прикосновение.

Он спрашивал, можно ли ее трогать. «Сколько угодно», – разрешила одна из сестер. Даже посоветовала ему разговаривать с Анной-Марией. Якобы пациенты в бессознательном состоянии способны реагировать на голоса близких.

И Роберт говорил с ней, пока не заболела шея и не пересохло во рту. Подавил страх, что в этом теле нет больше ничего, что могло бы регистрировать его прикосновение. Что Анна-Мария потеряна навсегда.

«Только не сейчас, – подумал он. – И не таким образом».

Дети переехали к его сестре. Роберт не хотел видеть их здесь и даже поругался из-за этого с Йенни, которая кричала громко и пронзительно: «Она ведь моя мама!»

В вертолет согласились пустить только одного члена семьи. Брат Анны-Марии, шурин Роберта, мчал на полной скорости восемьдесят два километра от Кируны до Елливаре. Незадолго до того на дороге перевернулся лесовоз. Бревна только успели убрать, когда они с шурином проезжали это место.

Роберт заплакал, когда ему сообщили о случившемся по телефону. Минут пять стоял и рыдал с трубкой в руке. А потом все высохло, и не только слезы. Высохшая безжизненная пустыня, так это ощущалось.