Он приоткрыл глаз.

– Буду утешаться тем, что тебе это приятно.

– Дурак, – ответила я.

Я стала лить агуардиенте тонкой струйкой, так, чтобы жидкость протекала от одного края раны до другого, стараясь очистить ее, насколько возможно. Снова пошла кровь, но почти сразу остановилась, и я завязала ему голову его рубашкой, вывернутой наизнанку, чтобы сделать повязку как можно чище. Он не издал ни звука, пока я возилась с ним, но его руки были сжаты в кулаки и костяшки пальцев побелели, а когда я закончила, он наконец вздохнул и расслабился.

– Я забыл спросить, ты-то ранена? – вдруг заволновался он и снова попытался сесть. Я надавила руками ему на плечи.

– Лежи, идиот, тебе нельзя двигаться. Если дашь мне свой носовой платок, я постараюсь хоть немного протереть тебе лицо.

Он указал на свой карман, и я принялась оттирать ему кровь с лица. Она уже засохла, и толку от этого было мало, но, по крайней мере, мне было чем заняться. Я сняла жакет и, свернув, положила его под голову Стокеру вместо подушки. Я постаралась устроить его поудобнее, и он долго смотрел на вращающиеся фигуры.

– Меня от них тошнит, – сказал он слабым голосом. Я поднялась и пошла на поиски лампы; в кармане у меня нашелся коробок спичек, так что было чем ее зажечь. Когда она хорошо разгорелась, я потушила волшебный фонарь, и пары наконец прекратили свое нескончаемое совокупление. Я вернулась к Стокеру с лампой в руке.

– Что это, черт возьми, такое? – спросил он.

– Гениталии очень здорового молодого мужчины, – ответила я, помахивая перед ним лампой в форме фаллоса.

Он начал смеяться, но его смех быстро превратился в сиплый кашель.

– Не хочу, чтобы это было последним, что я увижу в жизни.

– Но ты не умрешь, – решительно возразила я. – Я запретила тебе умирать.

– Я готов подчиниться, – послушно ответил он.

Однако мне очень не нравился цвет его лица. Он был мертвенно-бледен, даже губы побелели, а дыхание стало очень слабым. Я прикоснулась рукой к его щеке – она была холодной. Во всем был виноват каменный пол, на котором он лежал. Я не сомневалась, что холод от этих камней пробирает Стокера до костей, вытягивая из него все оставшиеся силы. Я снова отошла от него в поисках того, из чего можно было бы соорудить ему постель. Подошла к бархатным шторам, занавешивавшим проход в особняк. Сорвав их руками, дрожавшими от ярости, я взяла их в охапку и вернулась к Стокеру, чтобы устроить ему удобное ложе. Я намеренно избегала смотреть на распростертое на полу тело Оттилии Рамсфорт.

Стокер уже успел задремать и, когда я вернулась, проснулся с большим трудом и с непониманием в глазах.