Я смотрю на воду и вижу, что она сделалась бледно-розовой. Хватаю мочалку и принимаюсь тереть кожу, сдирать с рук присохшую кровь Тайлера. Ничего уже не осталось, но я все тру, тру изо всех сил. До боли. Потом наклоняюсь вперед, выдергиваю затычку и сижу так, пока не уйдет вода.

Натянув спортивные штаны и такой же свитер, спускаюсь вниз, иду в кухню и наливаю стакан воды. Залпом его выпиваю и со вздохом, понурив взгляд, гляжу на донышко. Но тут же снова поднимаю голову и прислушиваюсь. По коже волной несутся мурашки; я осторожно ставлю стакан и делаю шажок в сторону гостиной. Я что-то слышала. Приглушенный звук. Неясное движение, которого я и не заметила бы, если б не столь острое в этот миг чувство одиночества.

Вхожу в гостиную — и цепенею, уставившись на Патрика.

— Привет, Хлоя.

Я молча взираю на него и воображаю себя наверху, в ванне, с закрытыми глазами. Которые я открываю и вижу Патрика над собой. Его протянутые руки толкают меня вниз. Мой широко раскрытый рот, потоки воды и вопль, захлебывающийся, словно двигатель старого автомобиля за мгновение до кончины.

— Я не хотел тебя напугать.

Я смотрю в сторону двери, на пульт, остававшийся неактивированным. И тут понимаю, что он не покидал дом. Вспоминаю тот кадр, где он стоит у двери и, вздохнув, выключает свет. Изображение делается темным. Но я не видела, чтобы он открывал дверь. Не видела, как он выходил.

— Я знал, что ты не вернешься, если только не будешь уверена, что я уехал, — говорит, читая мои мысли, Патрик. — Планировал тебя дождаться, чтобы поговорить. Я даже видел, как ты вчера подъехала и припарковалась снаружи. Но потом снова уехала. И не вернулась.

— Там снаружи полицейский в штатском, — вру я. Не видела я никого, когда подъезжала. Хотя, может, он все-таки там. Хотелось бы надеяться. — Тебя ищут.

— Просто позволь мне объяснить…

— Я виделась с твоей матерью.

Похоже, он ошарашен — не ожидал. У меня нет никакого плана, но при виде Патрика у себя дома, как обычно уверенного в себе, во мне просыпается гнев.

— Она мне все про тебя рассказала, — говорю я. — Про твоего отца, как он ее бил. Как ты одно время пытался вмешиваться, а потом решил, что так и надо.

Пальцы Патрика сжимаются в кулаки, пока еще не слишком плотно.

— С ней именно так и было? — спрашиваю я. — С Софи?

Я представляю себе, как Софи Бриггс возвращается домой от подружки; розовые кроссовки стучат по ступеням, хлопает рама с сеткой. Она ступает внутрь и видит ссутулившегося на диване Патрика, его кривую ухмылку и мертвые глаза. Представляю, как она торопится мимо него, спотыкаясь о разбросанный на ковре мусор, устремляется к ступеням, ведущим вверх, к ее комнате. Патрик у нее за спиной, уже совсем рядом, хватает ее за забранные в хвостик волосы и резко дергает. Шея откидывается назад, раздается треск, словно сломался сучок. И приглушенный вопль, которого никто не слышит.