Светлый фон

— После школы она зашла к подружке и не вернулась. Родители до следующего вечера даже и не хватились. Двадцать четыре часа ее не было… и хоть бы что. — Патрик машет рукой — дескать, ерунда какая. — Я ждал, пока они что-нибудь скажут. Просто сидел и ждал, чтобы они заметили. В полицию позвонили или хоть что-то. Но нет. А ей было всего тринадцать… — Он качает головой, словно все еще не веря. — Мать подружки на следующий вечер позвонила, той, у которой Софи была в гостях, — по-моему, она учебники там оставила, поскольку знала, что они ей уже ни к чему. Только тогда они и поняли. Чужие родители раньше заметили, чем собственные. Ну и все тогда решили, что с ней случилось то же самое, что и с другими девочками. Что ее тоже похитили.

хоть что-то

Я представляю себе изображение Софи в обшарпанном телевизоре — обычно такие держат на кухне, но там его водрузили в гостиной на складной столик. На экране вспыхивает тот самый школьный портрет, ее единственный портрет. Диана смотрит на Патрика, который молча улыбается в уголке, поскольку знает правду.

единственный

— И где же она? — спрашиваю я. — Раз она все еще жива…

— Хаттисберг, штат Миссисипи, — произносит Патрик преувеличенно звонко, словно заблудившийся водитель, читающий название на карте. — Кирпичный домик с зелеными ставнями. Если случается ехать мимо, я обязательно ее навещаю.

Я закрываю глаза. Я видела это название на одном из чеков. Хаттисберг, Миссисипи. Закусочная «У Рикки». Один куриный салат, один чизбургер средней прожарки. Два бокала вина. Двадцать процентов чаевых.

— С ней все в порядке, Хлоя. Она жива. И в безопасности. Мне только это и было нужно.

Концы начинают сходиться с концами, хотя и совершенно не так, как я ожидала. Но я все еще не знаю, можно ли полностью ему верить. Поскольку осталось еще столько необъясненного…

— Почему ты мне не рассказал?

— Я собирался. — Я стараюсь не обращать внимания на его умоляющий тон, на легкую дрожь в голосе, отчего кажется, что он вот-вот заплачет. — Ты даже не представляешь себе, как много раз я уже почти что тебе признался.

— И что тебе помешало? Я про свою семью все тебе рассказала!

— Да именно это и помешало, — говорит Патрик, дергая себя за волосы. Теперь у него расстроенный голос, словно мы поссорились из-за того, чья очередь мыть посуду. — Я с самого начала знал, кто ты, Хлоя. Узнал тебя в тот самый миг, когда мы столкнулись в вестибюле. А потом, в баре, ты об этом не стала заговаривать, а я тем более не хотел начинать первым.

Эти его мелкие наводящие вопросы и то изумление, с которым он, казалось, на меня поглядывал. Потом я вспоминаю про вечер на диване, и у меня кровь приливает к лицу.