Не отвлекаясь, они продолжали считать.

Холлкин наблюдал. Пять ящиков, по сто пачек в каждом. Мужчины доставали пачку, срывали ленту, вставляли пачку в счетную машину, а пока та считала, доставали следующую и повторяли процедуру, не тратя ни одной лишней секунды. Пачки проходили через механизм с невероятной скоростью.

Седой подошел к машине, нагнулся и подобрал что-то с пола.

У Холлкина перехватило дух. Шантажист собирал ленты и бросал в старомодный мусорный бак.

Профессор решил его отвлечь. Любая лишняя минута могла быть на счету.

– Дайте хотя бы взглянуть на нее, – взмолился он.

– На что?

– Вы прекрасно знаете.

Седой покачал головой:

– Книги здесь нет. Я не таскаю ее с собой.

Тут он замер и уставился в пол. Замешательство длилось недолго; он догадался, что к чему, и с подозрением взглянул на Холлкина. Поднял ленту, порвал ее. Подбежал к стене, схватил швабру и бросился к сообщникам. Сметя ленты в кучу, он громко скомандовал:

– Прекратите считать! Снимайте ленты и живо бросайте в бак!

Сообщники мгновенно повиновались. Седой вновь добежал до стены, взял маленькую канистру – видимо, с керосином, – облил ленты, достал спички и поджег. Пламя сразу же взметнулось на высоту в четыре фута.

– Бросайте все ленты в огонь! – крикнул шантажист. – Все до одной!

Сообщники принялись жечь ленты. Когда они закончили, седой приказал:

– Хорошо. Теперь грузите деньги в сумки и несите их на улицу.

Мужчины схватили по сумке и вынесли их через узкую дверь сбоку от ворот, в которые въехал «эскелейд».

Седой снова подошел к Холлкину.

– У нас был договор, но вы меня обманули, – сказал он. – Дурак!

Он развернулся и выбежал следом за подручными.