Холлкин услышал, как заводится двигатель и отъезжает автомобиль.

Молодые парни вернулись, забрали счетные машины и вынесли их через ту же дверь. Холлкину хотелось их остановить, но он понимал, что не сможет противостоять пятерым крепким ребятам. Любой из них даже в одиночку вышиб бы из него дух.

Ему оставалось лишь наблюдать за всем с пассажирского сиденья «эскелейда». На него не обращали внимания, словно забыв о его существовании. Это принесло профессору облегчение. Вскоре парни скрылись. Холлкин услышал, как завелся еще один автомобиль. Все уехали.

Холлкин смотрел, как догорает пламя в мусорном баке. От лент с передатчиками ничего не осталось.

Он взял телефон и набрал номер Спаннера.

– Ты где? – сразу же спросил тот. – Агенты говорят, что сигнал пропал.

– Все сгорело, – ответил Холлкин. – Шантажист нас раскусил. Взбесился. Не знаю, что он теперь выкинет.

– Где ты?

– Один из его сообщников привез меня в гараж в каком-то переулке. Ключи от «кадиллака» забрал.

– Выйти на улицу можешь?

– Думаю, да.

– Так выйди и поищи указатель. Оставайся на связи.

Холлкин вышел через дверь и оказался на обычной бостонской улице. Мимо шли прохожие, рядом были магазины и рестораны. Он словно очутился в другом мире, спокойном и упорядоченном. На углу он увидел указатель: Бикон-стрит.

Час спустя Холлкин и Спаннер встретились в фойе «Ленокса».

– Я бы выпил, – сказал Холлкин.

– И я, – отозвался Спаннер.

Они вошли в полутемный, уютный гостиничный бар.

У Холлкина зазвонил телефон. Он достал его и провел пальцем по экрану, чтобы ответить. На экране появилось изображение – видеозапись. Перед глазами профессора была толстая пачка длинных желтоватых листов с полувиньетками, исписанных посередине аккуратными чернильными строками. Сверху поблескивал золотом инициал.

– Боже мой! – вырвалось у Холлкина.

Спаннер склонился над экраном: