Светлый фон

Бэзил пересек мощенный брусчаткой двор и приблизился к двери, охраняемой двумя французами в полицейской форме.

– Только официальные лица, месье. Распоряжение немцев.

Бэзил предъявил документы и произнес ледяным тоном:

– Я пришел не для того, чтобы поболтать с вами на солнышке, господа ажаны. У меня государственное дело.

– Хорошо, месье, проходите.

Он вошел в огромное святилище. Библиотека состояла из множества длинных галерей, разделенных на два яруса балконами, опирающимися на колонны. Четыре стены были сплошь заставлены книгами. Издали стеллажи выглядели высоченными, под потолок, вблизи же оказались не намного выше обычного книжного шкафа. Книги, похоже, поглощали все внешние звуки: женщина, сидевшая посреди галереи за столом, до последней секунды не реагировала на приближающиеся шаги Бэзила.

Однако его документы мгновенно пробудили в ней и внимательность, и вежливость.

– Я по очень важному делу. Мне необходимо срочно встретиться с le directeur[68].

Женщина вышла, вскоре вернулась и предложила следовать за ней – до лифта, где увечный, сутулый, увешанный медалями ветеран Великой мировой войны раскрыл перед ними дверь похожей на клетку кабины. Механизм переместил их на два этажа выше. Пройдя по нескольким коридорам между стеллажами, они добрались до нужной двери.

Женщина постучала и вошла, Бэзил последовал за ней. Он увидел застывшего в нервном ожидании пожилого француза, с козлиной бородкой, в чем-то вроде фрака.

– Я Клод де Марк, директор, – сказал старик по-французски. – Чем могу помочь?

– По-немецки говорите?

– Да, но на родном языке говорю свободнее.

– Ладно, давайте по-французски.

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Бэзил расположился в кресле.

– Итак?..

– Для начала прошу оценить мою вежливость. Я мог бы явиться сюда в сопровождении взвода солдат. Мы бы перерыли ваше заведение от подвала до чердака, изучили бы личные дела всех сотрудников, задали бы уйму неприятных вопросов, на каждом шагу расшвыривая книги. Это обычная немецкая практика, дающая быстрый результат. Возможно, вы укрываете евреев – обычное дело для вашего брата, жеманного французского интеллектуала. Я бы не позавидовал ни этим евреям, ни тем, кто их прячет. Вы меня хорошо понимаете?

– Да, месье. Но я…

– Вместо этого я пришел один. Поскольку мы оба служим книгам, взаимное доверие и уважение будут более уместными. Я профессор, преподавал литературу в Лейпциге. Надеюсь вернуться туда после войны. Я почитаю библиотеку – и вашу, и любую другую – как святилище. Библиотека – это купель цивилизации. Вы согласны со мной?