Тэм пришел тебя убить, говорю я. Карен спрашивает, не хочу ли я еще печенья.

Мне интересно, сказала ли я это вслух, потому что она вообще не отреагировала. Но потом я смотрю на лицо Тэма и понимаю, что сказала. Карен поднимает тарелку и предлагает мне еще печенья, все ее лицо выражает вопрос: печенье? Так принято на острове.

Тогда Тэм встает, и стул падает за его спиной. Грохот удара о каменный пол отдается от стен кухни. Он поворачивается к двери, идет через коридор и входную дверь, захлопывает ее за собой. Порыв ветра обдувает наши щиколотки.

Без всякого повода Карен говорит мне: это был дом Паки Харриса.

Я жую печенье и, прожевав, говорю: я в курсе.

Карен кивает. Не знаю, говорила ли ты о нем со своей мамой?

Нет.

Она кладет свою руку на мою, и ее лицо снова морщится, на глазах выступают слезы. Ты знаешь, кто твой отец, Эльза?

Мы никогда не говорили об отце.

Хм. Карен не знает, о чем она может и о чем не может говорить.

Из моего лондонского рта вырывается: думаешь, Паки изнасиловал маму и поэтому она его переехала?

Карен вздыхает. Я не знаю, говорит она, я не знаю, что случилось. Не мое это дело. Но, Эльза, я думаю, возможно, этот дом твой.

Мне он не нужен.

Он стоит немало – мне он не нужен.

Карен смотрит на меня, и я вижу, что она рада. Ей нравится дом. Это ее место. Это не временное пристанище.

Я так дурно обращалась с тобой, когда мы были маленькие. Мне жаль.

И я говорю: о! Забудь об этом! Потому что у меня горят щеки.

Но она не может. Она думала об этом, много думала. Но ей и вправду очень жаль. Она завидовала, потому что я была приезжей. Мне тогда казалось, говорит она, что вот она, свобода, – не принадлежать ко всему этому…

Тебя это не волнует, Карен? – вырывается у меня. Тэм позвал меня сюда, чтобы пырнуть тебя ножом в шею! Это тебя не заботит? Ты дала ему уйти. Куда он направился?

Она тепло смотрит на входную дверь. Пошел напиться, думаю. Неделя тяжелая. Завтра закончится возня с нашим разводом.