Она держалась молодцом. Глаза прикованы к старинной книге. На столе, на видном месте, лежит мобильник: легко схватить и послать бесконтактный сигнал. Направляясь к подножию винтовой лестницы, он сохранял дистанцию между собой и тем местом, где сидела девушка.

Изображая пожилого человека, Кондор тянул время: неспешно взбирался по серебристым стальным ступеням – спиральному подъему, витки которого возносили его к небу. Первый поворот позволил оказаться лицом к читальному залу и окинуть взглядом макушки незнакомцев, любой из которых мог оказаться противником. Ступеньки развернули его к стене, тонувшей в черно-белой алабамской ночи, где шестилетняя девочка на улице маленького городка оборачивается, чтобы взглянуть на отчий дом, и ее окликают: «Глазастик!»[88] Стальной путь к небесам сделал очередной изгиб…

Фрэн.

Стоит в дальнем конце читального зала. Кондор ощутил, как крепко сжимают ее пальцы ручку каталки, накрытой синим халатом. Увидел пылающее лицо женщины-птицы.

Через весь зал она ярилась на Ким – девушку с серебряным колечком в губе.

Сумасшедшего узнаешь с первого взгляда. Он остается там, где тронулся умом.

Одержимость. Назовите это вожделением, о котором Фрэн не смела упоминать. Назовите исполненной страха ненавистью ко всему этому. Назовите бешенством из-за серебряного кольца в губе Ким и открытого неповиновения этой девицы Тому, Как Все Должно Быть. Назовите это завистью или злостью, направленной на чертовски юную женщину с мягкими формами, к которым Фрэн никогда не предложат прикоснуться, ибо она делает то, чего Фрэн никогда не делала. Не могла. Не стала бы. Не сумела бы чувствовать, обладать чем-нибудь, быть чем-нибудь. Похоть, зависть, ненависть: бесчисленные внутренние зажимы вылились в беснующуюся одержимость и превратили Фрэн из щебечущей бурой птички в шакала, истекающего слюной от жажды плоти и крови.

Ким.

Девушка сидела за столом между кипящей от ярости Фрэн и застывшим на спиральной лестнице в небо Кондором. Ким перевернула страницу.

Фрэн моргнула и умерила пыл – заметила Вина. Поняла, что он разглядел ее настоящую. Рыкнула, крутанула каталку и стала толкать к главному входу в читальный зал.

Отрежь ей путь! У тебя нет ничего! У нее – нож! Кондор затопотал вниз по стальной винтовой лестнице, быстро пересек читальный зал. У него не было доказательств. Не было законного права крикнуть ей: «Стой!» – или вызвать копов: любой из них тут же поставит в известность пиджачников, а те упекут его в обитую матрасами камеру внутри секретного госпиталя в штате Мэн или отправят в подземный крематорий в Виргинии, и ни одна живая душа не увидит и не учует его дымка, кольцами взвивающегося в ночное небо.