— Не говорите чепухи, Ричард. Избавится, говорите? Как это?

— Ну, отправит ее домой...

В ушах стучит невыносимо. Я отнимаю перчатки от глаз, но лицо его по-прежнему в тени, и я не вижу его выражения. Очень-очень тихо и спокойно говорю:

— Какой вам от меня толк — в сумасшедшем-то доме?

— А сейчас какой, раз вы все тянете? Вот дождетесь, мне надоест вся эта затея. Тогда не ждите от меня добра.

— А сейчас от вас одно добро?! — только и могла ответить я.

Мы выходим на свет, и наконец я могу разглядеть его глаза. Он искренне поражен, он ошарашен.

— Мод, это нечестно. Вы меня обижаете. Разве я обещал вам иное?

Мы стоим лицом к лицу, как пара влюбленных. Тон его речей опять игривый, но взгляд жесткий, очень жесткий. Впервые я почувствовала, что его можно бояться.

Он оборачивается, подзывает Сью.

— Мы здесь, Сьюки! Совсем рядом!

И — мне, скороговоркой:

— Мне надо переговорить с ней наедине.

— Чтобы припугнуть, — издеваюсь я. — Как и меня.

— Это уже наше дело, — говорит он самодовольно, — а она, по крайней мере, надежнее вас. Что? — Должно быть, что-то в моем лице его насторожило. — Вы думаете, она может засомневаться? Думаете, не выдержит или нечестно сыграет? Потому и не решаетесь? — Я качаю головой. — Ну тогда, — продолжает он, — тем более надо с ней побеседовать, узнать ее мнение насчет нас. Пришлите ее ко мне, сегодня или завтра. Думаю, вы найдете предлог. Уж постарайтесь.

Он подносит желтый от никотина палец к губам. И тут появляется Сью, подходит ко мне. Она раскраснелась с натуги — сумки не легкие. Плащ ее топорщится, волосы растрепались, и больше всего на свете мне сейчас хочется прижать ее к себе, погладить по щеке. Кажется, я и потянулась, забывшись, но вовремя спохватилась, вспомнила про Ричарда — он видит каждого насквозь. Сложив руки на груди, я отворачиваюсь.

... На другое утро я прошу Сью отнести ему уголек из камина — зажечь сигарету, а сама стою, прижавшись лбом к оконному стеклу, смотрю, как они шепчутся внизу. Я не вижу ее губ, но, когда она отходит от него, он поднимает голову и встречается со мной глазами — как в ту давнюю ночь. Словно хочет сказать: «Помните про наш уговор». Потом бросает сигарету наземь, придавливает каблуком и отрясает с подошв налипшую глину.

И с этого момента я начинаю чувствовать, как план наш с удвоенной силой давит на меня, словно сжали пружину и не отпускают, это как затишье перед бурей. Каждый день, просыпаясь, я думаю: сегодня! Сегодня я вырвусь на свободу, и пружина развернется, сегодня прорвутся грозовые облака! Сегодня я разрешу ему забрать меня...