— Ну вот, так-то лучше, — говорит она, закончив дело.

Это ей лучше, ясно же.

— Теперь у вас лицо — ни единой морщинки. А раньше какое было — жуть! Негоже вам хмуриться...

Ну да, ради мистера Риверса — я понимаю, что она хотела сказать, да не договорила, и кровь во мне вскипает. Я беру ее за руку и щиплю.

— Ой!

Не знаю, кто это крикнул: она или я. Кому больнее — мне или ей... Целый час потом меня лихорадит.

— Боже мой, — твержу я, зарывшись лицом в ладони. — Сама не знаю, что со мной такое. Может, я схожу с ума?! Скажите, Сью, я злодейка?

— Злодейка? — отвечает она и умоляюще складывает руки. А сама, наверное, думает: «Такая-то дурочка? »

Она укладывает меня в постель и ложится рядом, обвивает рукой, потом засыпает и во сне отодвигается. Я мысленно представляю дом, в котором лежу. Комнату, где стоит кровать, какие у нее углы, что где располагается. Мне кажется, мне не заснуть, пока я до всего этого не дотронусь. Встаю с постели и, ежась от холода, тихонько хожу от одной вещи к другой — от камина к туалетному столику, от столика к ковру, потом к шкафу. Подхожу к Сью. Как хочется мне и ее потрогать — только чтобы убедиться: вот она, здесь. Но не смею. Но и не в силах отойти. Я поднимаю руки и медленно, не касаясь, вожу ими по воздуху, словно обнимаю невидимую Сью — рука моя скользит на полвершка от ее ног, от груди, от согнутого локтя, от волос на подушке, от ее лица, — а она спит.

И так повторяется три ночи кряду. А потом происходит вот что.

Ричард придумал водить нас к реке. Он усаживает Сью подальше от меня, на перевернутую лодку, а сам, как всегда, топчется возле меня, словно наблюдает, как я рисую. Я уже столько раз тычу кистью в одну и ту же точку, что картон вспучился, того и гляди, прорвется, но я упорно продолжаю малевать, а он то и дело наклоняется ко мне и шепчет сердито:

— Черт побери, Мод, как вы можете так спокойно сидеть? А? Слышите — часы бьют? — Это пробили часы в «Терновнике», звон далеко раскатился над водой. — Вот еще час прошел, а ведь мы могли провести его на свободе. Вместо этого мы по вашей милости сидим тут...

— Вы не подвинетесь? — говорю я. — Вы загораживаете мне свет.

— А вы — мне, Мод. Видите, как легко можно убрать эту тень? Еще одно усилие... Видите? Да смотрите же! Не желает! Ей нравится ее работа! Эта... Нет, дайте мне спичку, я сожгу ее к чертям!

Я оглядываюсь на Сью.

— Тише, Ричард.

Но дни становятся теплее, и наконец приходит день такой безветренный и душный, что от жары ему становится невмоготу. Он расстилает пальто на земле и ложится, надвинув на глаза шляпу. Некоторое время я наслаждаюсь покоем и безмятежностью: слышно лишь, как лягушки выводят рулады в камышах, да плещет о берег вода, да щебечут птицы. Или по реке проплывет суденышко. Я наношу на картон мазки, едва касаясь, двигая кистью еле-еле, словно во сне, — меня и впрямь разморило.